Константин Радов
Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого
Часть первая. Опала (1721–1723)
De profundis
В чем Россия безнадежно уступает иным государствам — так это в части тюремного устройства. Особенно, если говорить о тюрьмах для благородных узников. Бастилия! Тауэр! Семибашенный замок! Вслушайтесь в эти гордые имена. Или взять Пьомби в Венеции: сие узилище таким образом примыкает к Дворцу Дожей, что из властительских палат можно перейти туда или обратно, совсем не выходя под вольное небо. Знатные люди, разошедшиеся во мнениях с правителями, могут скучать там долгие годы. У нас же после скоротечного розыска виновные отправляются либо в Сибирь, либо на плаху. Едва успели вывезти из Трубецкого бастиона тело несчастного царевича и водрузить на колья головы его сторонников, как хозяйственный Михаил Осипович Чемезов вновь занял помещения под провиант. С появлением надобности — опять освободил. Бочки и рогожные кули вытаскивали наружу у меня на глазах. Самые камни доставшегося мне каземата, казалось, провоняли кислой капустой и гнилым луком. Уж лучше бы самая мрачная темница: как-то недостойно сидеть запертым в провиантском чулане. Валяясь на соломе, словно исторгнутый из грядки порченый овощ, мудрено сохранить высокий строй мыслей и не превратиться в жалкую тварь, озабоченную лишь сохранением своей никчемной жизни.
Будущее мое терялось в тумане. Отказавшись, вопреки царскому приказу, вернуть помещикам принятых в ландмилицию беглых мужиков, я выказал тем самым прямое неповиновение. По букве воинских артикулов за это полагалась казнь. Однако столь суровое обращение с иностранным подданным отпугнуло бы других наемников, привлечение коих в русскую службу обходилось государю недешево. К тому же — слишком много значительных прожектов держалось на мне. Так что вероятность смерти не следовало преувеличивать, хотя совсем исключить было нельзя. Петр, он такой. Сначала отрубит голову, потом в уста поцелует. Это у него запросто. Стало быть, шансы — как в бою.
Розыск по делу затянулся, чего в силу простоты и очевидности преступления никто не ожидал. А вот пожалуйте — стоило государю запереть опального приближенного в крепость, как вдогонку посыпались доносы. Господи, какого только вздора в них не было! Обиднее всего показалось утверждение Ефима Никонова, что его подводное судно доселе не построено лишь из-за чинимых мною препятствий. Генерал-майор Гинтер, помощник Брюса, не преминул воспользоваться случаем, чтобы возложить на меня вину за неудачи со сверлением пушек. Поверить подобным упрекам — так выйдет, что граф Читтанов ничем, кроме строения пакостей, не занимался, а без его вредоносного вмешательства российская артиллерия давно бы достигла недосягаемых высот совершенства. Как только Яков Вилимович позволил подчиненному нести этакую чушь?! Уж он-то человек благородный, происходящий от королей… Хотя, по правде сказать, происходящий через бастарда — поди докажи, что предок подлинно королевской крови, кто там при его зачатии свечку держал…
Впрочем, приходила и такая мысль, что доносы могли инспирировать друзья специально для моего спасения от казни. Вердикт военной коллегии не вызывал сомнений, но артикулы намеренно составлены с избытком жестокости, чтобы дать возможность монарху регулярно выказывать милосердие. Смертный приговор требует утверждения государем. Если бы Светлейший и его клевреты успели провести суд быстро, пока царский гнев не остыл — опасность потерять голову была бы весьма велика. Чем больше затяжка, тем вернее разум царя возобладает над чувством, и соразмерно на большее смягчение приговора можно рассчитывать. Пока коллегия разгребала вылитое на меня дерьмо — Петр укатил в Лифляндию, и угроза отодвинулась: он не конфирмовал судебные решения заочно, и уж тем более не позволял казнить высокопоставленных лиц в свое отсутствие.
Теперь оставалось ждать. Ждать и надеяться. Два или три месяца — срок немалый. Со слов Головина ведомо было, что раньше государь не вернется. Мучили бесплодные думы о том, как глупо я позволил себя обыграть. Ссора с царем явно была подстроена, понять это задним умом труда не представляло. Кто постарался? Вряд ли Меншиков: многие предупреждали об опасности со стороны князя, но… Слишком тонко для него. Данилыч прямолинеен и нагл, изучать слабые стороны противника — ниже его достоинства. А здесь чувствовался умнейший интриган, способный читать меня, как открытую книгу. И государя тоже.
Пока Петр был молод, излишества по части вина и женщин сходили без последствий — но с возрастом стали дурно влиять на здоровье и заметно нарушать душевное равновесие. Когда развратная Авдотья Чернышева наградила любимого монарха малой венерической неприятностью — кнута отведали многие, кто в иных обстоятельствах отделался бы словесным выговором. С тех пор проблемы со стороны телесного "низа" периодически у него повторялись. Враги, несомненно, знали, насколько легким на гнев бывал государь в такое время, и выбрали подходящий момент, чтоб донести о неисполнении указов. Столь же безошибочно они взяли в расчет мое упрямство при защите своих людей.