Бог с ними, пусть живут! Вот двуногие некоторые мне мешают… Но и тех не стану убивать: это было бы признанием, что силой ума их одолеть не способен. Нет, пусть пройдут по моему пути, испытав на себе те же муки! Придет их срок, наступит время ими заняться. А сейчас нужна решительная виктория в коммерческой войне с превосходящим неприятелем.
Много людей потеряно: одни разбежались, другие склонили головы перед врагом. Илья, когда зимою ездил обновлять связи, уведомил уцелевших, чтоб не пропадали. Дескать, Его Сиятельство жив, и служба найдется. Теперь я собирал всех. Кроме того, изрядная пачка писем отправилась за море, ибо судьба кампании наполовину решалась там. Требовались неординарные тактические ходы.
Июнь был в разгаре, и солнце жарило, как в Крыму, когда потертая ладожская сойма пришвартовалась у заводского причала. Вместе со мной на дощатый настил выпрыгнуло всего полдюжины сопровождающих — но каждый испытанной верности. Оборвали вскинувшихся сторожей: "Шапки долой — генерал прибыл!" Управляющего Шпилькина в конторе не оказалось. Вольно расположившись за своим столом, приказал найти и представить. Брюс разрешил поступать с ним по усмотрению, однако без истязаний. Поглядев на опухшую от сна, засиженную мухами рожу, отправил под арест в "холодную" и пошел по мастерским. Жизнь еле теплилась. Водяные колеса стояли.
— Buon giorno, Eccellenza! — С искренней радостью на лице подбежал Гвидо Морелли, из бывших венецианских подмастерьев, приехавших со мной через Лондон несколько лет назад. — Мы уже не надеялись…
Он замялся.
— Черт побери, что тут творится?! Почему не работаете?
— Железо кончилось, Eccellenza! Приводим в порядок машины…
— Какой может быть порядок, когда завод ржавеет без движения?! Где другие мастера?
— Из итальянцев я один остался. Марко открыл часовую мастерскую в Петербурге, остальные совсем уехали. Русских тоже половина разбежалась. Если бы знать, что вы вернетесь…
— Собери всех. Главных мастеров — через час в моем кабинете. Простых работников — через два часа на площади перед конторой.
Они собрались раньше. И не в кабинете, а за моей спиною — хвостом. Я шел, а хвост увеличивался. Звучали доклады о состоянии машин, запасах угля, наличии работников… Четко, без сантиментов, как в бою. Наконец, картина сложилась во всех подробностях. Пришли в контору.
— Значит, жалованье на три месяца запаздывает?
— Уже больше, господин генерал! Такие гроши, и то не могут…
— Что убавили, знаю. Всё исправим, но не сразу. По первости придется затянуть пояса: деньги, что упыри из завода выпили, вернуть навряд ли удастся. Даже если найти виноватых.
— Понятно, судейские — тоже люди.
— Вот именно. У меня нет ничего, в долг без заклада не дадут. Хотите денег — надо их заработать.
— Так Ваше Превосходительство, работать-то нечем! Вторую седмицу железа нет — и подвоза, сказывают, до зимы не будет.
— Не до зимы, а пока под Демидова не ляжем. — Худой высокий парень встрял без спросу. Совсем молодой, хотя и другим еще тридцати нету.
— А ты кто будешь — что-то не помню?
— Иван Онучин, у Ковригина в подмастерьях был на полосовом стане. Теперь там за главного остался.
Парень выглядел толковым. Доложил почти с военной выправкой, разве каблуками не щелкнул.
— Значит, Ваня, все наши трудности понимаешь? Ну, рассказывай.
— Слушаюсь. Гужом в летнее время столько груза не перевезти, потому что кони у крестьян в работе. Зимой можно, но дорого. Канал без воды стоит — и простоит, сколько Демидовым надо: Михайла Сердюков, главный по водяным работам, у них в зятьях. На Олонце железа мало наделали, мы выбрали его дочиста еще весною. Больше взять негде.
— Резонно. Все так думают?
Мастера зашевелились, переговариваясь вполголоса. Вперед никто не вылез. Я им улыбнулся, как взрослый — милым, но несмышленым детям:
— Будет вам железо. Дня через три — первая партия, немного. Через две недели — в изобилии.
— Откуда, господин генерал?!
— Из Швеции.
— Дак… Война ж кончилась, грабить-то нельзя… Разве купить ежели, за деньги… Ваше Превосходительство, вы ж говорили — денег нет!
— Их в самом деле нет. Железо это я не покупал, оно не моё. Оно англичанина Джона Кроули, моего компаньона. Джон купил у шведов и прислал для переделки в гвоздевой пруток. Корысти меньше, чем с уральского, но сейчас не до жиру. На хлеб сумеем заработать. Еще одна приятность — Никите Демидычу показать козью морду. Старик думает, что прищемил нам причинное место — а теперь почувствует, что прищемил-то себе!