Раз государство препятствует вольному найму — пусть предоставит льготы, способные возместить сию невыгоду. Вот мысль, которую я старался довести до Брюса, а через его посредство — до царя. Иногда же, злоупотребляя расположением собеседника, срывался в праздные рассуждения о государственном порядке.
— Знаешь, Яков Вилимович — наши попытки догнать Европу напоминают погоню галеры за парусной эскадрой. Гребцы изнемогают от трудов, подгонялы-кнутобойцы тоже все в мыле, капитан охрип от ругани — а дистанция не сокращается. Или сокращается, пока штиль. Но только подует ветерок — мы опять безнадежно отстаем. Так и будет, пока не установим паруса, сиречь благоприятные коммерческим промыслам законы.
— Александр Иванович! Ты же знаешь, насколько болезненно воспринимает благородное сословие любой намек на ограничение владельческих прав. Веди себя, наконец, как разумный человек: делай, что в твоих силах, и не мечтай о невозможном.
Упрек в неразумии был явно несправедлив: я отнюдь не пренебрегал возможным. Жаль только, что эти возможности произрастали на большой беде.
Летом двадцать второго года был сильный недород. Несколько месяцев спустя люди начали мереть от голода. На дороги выплеснулись тысячные толпы бродяг и нищих. Народ массою бежал в Литву; драгунские полки на границе не могли остановить беглых, даже стреляя по ним, как по неприятелю. Разбойничьих шаек развелось великое множество: у самого Петербурга от них проезду не стало. Столичные немцы шепотом рассказывали друг другу несусветные ужасы: будто бы шайка числом девять тысяч, под командою отставного полковника, собирается сжечь город дотла и перебить всех иноземцев. Полагаю, число разбойников преувеличили стократ; чин атамана — пропорционально.
Для меня в этом хаосе имело смысл, что государь позволил ингерманландским помещикам ожилять беглецов на своих землях, возмещая прежним владельцам за мужчину по десять, за женщину по пять рублей. Цена весьма льготная, главное же — имелась возможность выбрать, кто пригоден в заводскую работу. Купив деревню, состоящую в паре полуразвалившихся хижин, я уже к началу весны вписал туда, по бумагам, душ пятьсот (может, и больше — точного числа не помню). Мог бы набрать тысячи, да кормить было нечем. Указав принимать в дальнейшем только грамотных либо владеющих ремеслами, отправил приказчика в Данциг скупать хлеб, чтобы с началом навигации поставить на его перевозку все компанейские галиоты. Единственный раз вышла такая оказия, что петербургские цены стояли намного выше польских.
Окрестные чухонцы страдали от голода в равной мере. Которые не были еще розданы помещикам — искали, за кого бы заложиться, или продавали собственных детей. Дешево. Случалось, и даром отдавали: чтоб только новый хозяин кормил. Годовалых младенцев предлагали великое множество, по пятьдесят копеек за душу — только куда их девать? Шансов выжить без материнской заботы у них почти нет, а подушное платить за каждого придется, живого или мертвого. Так и вспомнил брошенных псам грудничков на Богуславском шляхе. Детишек постарше — покупал. Раздавал в заводские семьи, обещая бабам рубль с головы, если через год будут живы.
Самая погибель крестьянская после недорода бывает на следующий год — в конце весны, начале лета. А у меня к этому времени хлебные запасы имелись в изобилии. Моралисты и филантропы бросят упрек: дескать, воспользовался народною бедою… Ну и что? Зато спас скольких?! Да, небескорыстно! Зато с лихвой возместил и бегство мастеровых, и конфискацию имений. Да, в заводском поселке парусиновых шатров стало больше, чем изб. Зато любые мои коммерческие затеи оказались обеспечены рабочими руками с излишком. Да, нужда заставила прибегнуть к займам у английских банкиров — но это было меньшее зло.
При избытке работников, отпуск товара вскоре превысил всё, что было до опалы, и продолжал увеличиваться. Новые задумки тоже оказались удачны: главное, лист у меня пошел. Пошел сразу. Не такой тонкий, как у саксонских мастеров — но вполне приемлемых кондиций. Ничего, дайте срок: саксонцы свой промысел сотню лет ведут! А мой способ только что родился. Погодите хоть сотню недель — тогда посмотрим.
Множество мелких улучшений удалось сделать в способах работы. По совести, надо признать, что прежние потуги вести десять дел разом были не совсем успешны. Как в баталии, нужна концентрация сил для главного удара. Теперь, не отвлекаясь службой или посторонними инвенциями, я сосредоточился на коммерции — и результат не замедлил явиться. Завод, менее года назад находившийся при последнем издыхании (примерно как его хозяин, когда выпустили из крепости), набрал хороший ход: стотысячные суммы прибытков не казались недостижимыми. Временные перебои даже кое в чем пошли на пользу. Чтобы войти на английский рынок, нам приходилось занижать цены. Теперь запасы на заморских складах разошлись, чувствовалась нехватка нашего товара — покупатели с готовностью платили дороже. Во всем можно найти светлую сторону.