Уже на пороге ларька, я, запыхавшийся, остановился. На меня с выпученными глазами смотрела Клавдия Семёновна, местная продавщица.
– Што ты, сынок? Ну и вид у тебя. Суббота хорошо прошла что ль? – сказала сначала напряжённо, но потом очевидно придумала причину моего взбалмошного вида и успокоилась.
– Да, пришёл за консервами мясными. Мне всё рассказал Викт Степаныч. Я всё понял. Дальше так нельзя, это какой-то ужас. Мир сходит с ума, и все люди. Даже вы! – Под конец мой речи я уже перешёл на фальцет, даже указательный палец сам выпрыгнул и устремился прямо в лоб Клавдии Семёновны.
– Внучок, внучок, что же ты? Да, я ведь, я ведь что скажу мужу, то своему? – Её подбородок задергался, а крупный стан будто усох в момент. – Он решил, а я то… Куда там перечить?
– Да, он мне всё сказал, всё сказал! – я продолжал кричать на перепуганную женщину, потрясая консервной банкой.
– Ох, грех то на душу берём и взаправду ведь. Котятки слепенькие, слепенькие, а он их в мешок хочет, да в речку. Клавдия Семёновна совсем расклеилась и упала на стул за прилавком. По её щекам струились слёзы.
– Что же будет? Что же бу.. Котята? – резко замолчал и вопросительно посмотрел на неё.
– Котятааа – и ещё громче разревелась Клавдия.
– Какой же идиот – прошептал я, а потом ударил себя по лбу несколько раз. В этот момент мне захотелось выкинуть телефон в урну и убежать со стыда. Но вид рыдающей женщины остановил меня.
– А давайте я котяток возьму?
Она убрала руки от лица, и в её слезах я увидел играющие лучики то ли солнца, то ли детского счастья.
– Правда?
– Правда.