Толстая тётка, как будто сестра той, что на рынке в воротах билетики проверяла, пролезла к самой двери, расталкивая взрослых и детей направо-налево.
— Я здесь занимала очередь за женщиной в красном джемпере! На минутку отпросилась отойти… Где она? — И наклонилась ко мне, спросила шёпотом: — Что здесь будут продавать?
Я сказал что. Тётка плюнула под ноги, вылезла, ругаясь, из толпы.
— Не напир-райте! Ещё не пропускаем! Рано ещё, сказано! — надрывался у дверей Саша.
— Товарищи! Товарищи! — уговаривал всех, взрослых и детей, Левон Иванович. — Расходитесь по домам. Спокойно пообедайте, тогда уж приходите, занимайте места! Нельзя ведь работать в таких условиях!
Дядя Левон хотел ещё одну сцену прорепетировать: эрпиды, опять превратившись в шары, стартуют к своему кораблю-спутнику. Танька и Ванька задирают кверху головы, машут ручками и кричат: «До свидания! Не забывайте нас!» Жучок должен скулить и выть от тоски. А я с Серёжей — мы же эрпиды! — зажимаем себе рты и кричим неразборчиво, еле слышно: «А-о-ум!!!» Высоко уже, значит, поднялись…
Все «артековцы» направились в пионерскую комнату, а тёти пошли протирать скамейки. Галку дядя оставил — учиться открывать и закрывать занавес.
А мы репетировали. Жора до сих пор не принёс из дому Жучка и ходил, лаял, подняв кверху голую руку. Левон Иванович не выдержал, прогнал его. Потом порвались нитки, за которые надо было поднимать «на небо» шары-эрпиды. «О господи! Как пережить этот день?!» — Левон Иванович сел на табуретку, схватился за голову. Потом отправил всех на обед, а сам остался с Галкой — будут, наверно, ремонтировать подъёмное приспособление.
Какие мы были чудаки! Хотели всё удержать в тайне до дня «П»! Хотели всё сделать только своими руками!.. А тут и взрослые подключились, и старшеклассники, а всей работы никак не переделать. А может, так и надо было? Может, у дяди Левона такая задумка и была? Чтоб побольше людей втянуть в общее дело…
Прибежал я с обеда, а у двери шестого дома уже никого нет и под окнами нет. Все внутри, из комнаты слышен гул и гам.
Дёрнул ту дверь, через которую идут на сцену.
— Где Жора? — набросились на меня ребята. — Начинать уже пора!
Левон Иванович нервно расхаживал по сцене, сцепив руки за спиной. Вынул стеклянную трубочку с таблетками, вытряс одну — и в рот.
Вдруг зашевелился занавес, под него просунул голову, а потом вполз на четвереньках на сцену Жора. За собой тащил школьный ранец.
— А наро-о-оду! Не пробиться, не протолкаться! Сзади на скамейки с ногами забрались! — восхищался он.
— Молодой человек! Ты меня доведёшь до инфаркта! — помахал у него перед носом пальцем дядя Левон. — По своим местам, быстро.
Галка схватилась за шнур, смотрит на Левона Ивановича: «Уже?» Занавес всколыхнулся и медленно раздвинулся в стороны. Не всю сцену Галка открыла, а только на ширину ширмы. Тром-м! Трем-м! Тринь! — подала голос гитара. Го, так ведь это Валерка! Спрятался в уголке, делает «музыкальное сопровождение». И когда Левон Иванович успел с ним договориться?
Павлуша запел дрожащим голоском:
— Нам не страшен серый волк! Серый волк! Где ты бродишь, гадкий волк? Фью, фью… — Губы у него дрожали, и свист не получался.
Наша Марина и то лучше свистит. А своего Ваньку он вёл хорошо! И пританцовывала кукла, и под кусты заглядывала, и хмыкала — нашла что-то…
Опять Павлуша-Ванька засвистел: где Жучок? А Жора наклонился над ранцем, копошится, никак не вынет собачку. Вдруг и Павлуша разинул рот, и мы разинули: Жора поднял на руке не чёрного Жучка, а рябого, разукрашенного белыми кружочками. Жучка шили как куклу-перчатку, как будто он всё время ходит на задних лапках. Сказка, чего не бывает. А у этой и ноги задние появились, болтаются как привязанные, и хвост завёрнут баранкой на спину. Хвост рыжий и пушистый, как у белки… Может, и бывают собаки с кружочками, но чтоб сам был чёрно-белый, а хвост рыжий — сроду не видел!
Живот Жучка застёгнут на замки-«молнии». Два замка вшиты: от передних лап к пупку и от задних к пупку. Железки, за которые браться, болтаются посреди живота. Ещё одна «молния» пришита сзади — снизу к хвосту. Сейчас сзади было расстёгнуто, и Жора держал Жучка, просунув в него руку.
Левон Иванович сидел на табуретке возле самой ширмы, держал «камень»-шар, на который должен был сесть Ванька. Я стоял рядом наготове — лопнет шар, и надо будет выставлять из-за ширмы Эрпида-один. Вижу, дядя Левон наклоняется, подаётся вперёд, всматривается в Жучка и Жорины проделки и вдруг выпрямляется, стонет.