— Здрасти, — уныло сказал Тэдди.
— Привет! — ответила я, проклиная себя за отсутствие оригинальности. Но он все-таки заговорил со мной!
Он снял с головы цилиндр и покрутил его в руках.
— Я глубоко извиняюсь за то, что вчера утратил контроль над своей пищеварительной системой.
— Все нормально, — заверила я, подавив желание рассказать ему о том, что решила никогда не стирать этот счастливый свитер. — Если хочешь, можешь повторить в любое время.
— Надеюсь, в дальнейшем я сумею держать себя в руках, — любезно ответил он. Его речь меня просто завораживала, он говорил так официально и неестественно, словно никогда в жизни не слышал живого человеческого разговора и не представлял, как это делается.
Мистер Реминор откашлялся, и я приготовилась впитывать знания, как ни тяжело было мне оторвать глаза от прекрасного видения, сидевшего подле меня.
— Сегодня, дети, мы будем проходить мрачный подростковый рок, который очень часто и не менее надоедливо используется для передачи чувства одиночества. Сейчас я раздам вам подборку молодежных журналов и попрошу сделать следующее: определить группы, изображенные на обложке, и расположить их на шкале настроений в диапазоне от «просто тоска» до «венорезная депрессия». Все понятно?
Я вздохнула. Мы уже проходили это в Санни-тауне, как и все остальные предметы, которые мне могли бы здесь преподать. Даже незнакомые дисциплины я щелкала, как орешки, потому что дважды перечитала все книги в местной библиотеке. А чем еще мне было заниматься? Вы же не думаете, что я способна мучительно выстраивать отношения с девушками, которые думают только о мальчиках, и выслушивать их идиотские шуточки? О, какая это мука — быть на три головы выше всех своих сверстников, однако школьные учителя настолько тактичны, что никогда не ставят меня в неловкое положение, обращая внимание на это обстоятельство.
Нам раздали журналы. Я мельком взглянула на обложку.
— «Му Chemical Romance».
Тедди кивнул. Кажется, он был приятно удивлен моей осведомленностью.
— Следующая — «Muse». Думаю, эту группу следует отнести к категории «горестных завываний».
Затем я разобралась с «Fall out boy», записав их как «тревожное псевдо-глубокое нытье», Тэдди назвал «Рагатоге» «мелодичной горечью», а я закончила работу, опознав «The Cure». Это произвело на Тэдди впечатление.
— Кто бы мог подумать, что современная молодежь, вроде тебя, знакома с творчеством Роберта Смита!
— Вообще-то, я уже делала эту работу раньше, — покраснела я. — Но мне нравится «The Cure», а «Never Enough» — моя любимая песня. Она словно говорит со мной, понимаешь?
— Еще бы, — прошептал он. — Я не знал, что смогу найти в Глухомань Виладж человека, который способен на такие чувства. А что еще с тобой делает музыка?
Все понятно, я его нисколько не интересовала. Он просто старался быть вежливым. Ну что ж, в таком случае лучше перевести разговор в сухое официальное русло.
— Я переехала сюда только из карьерных соображений. Я не собираюсь ни в кого влюбляться — разве что случится нечто экстраординарное, и я повстречаю свою неумирающую любовь за партой в кабинете музыки. Как ты думаешь, такое возможно?
Я наклонилась к нему и слегка похлопала ресницами: я несколько раз видела, как героини проделывали такое в кино, и сумела заметить, что это обычно производило нужный эффект.
— Вряд ли, — ответил Тэдди. — Особенно насчет неумирающей любви, потому что живых мертвецов, к моему глубочайшему сожалению, все-таки не бывает. Ха. Ха-ха.
Его резкий и изворотливый ответ подсказал мне: Тэдди что-то скрывает, но в то же время я уже не сомневалась в том, что он видит во мне то, чего не способны увидеть все остальные: глубокую, интересную личность, совсем не случайно выбранную на роль повествовательницы.
Я посмотрела ему в глаза. Мне казалось, вчера они были черными, но сегодня они сияли всеми цветами радуги, как два бешено вращавшихся калейдоскопа.
— Ах, Тэдди, — начала я, приготовившись рассказать ему о том, какие эксцентричные фантазии пробуждают во мне его брутально зачесанные волосы, и какие чудеса мы сможем сотворить втроем — только он, я и баночка «Брилкрема», но тут он вдруг вскочил из-за парты.
— Я должен идти — запах твоей крови становится просто невыносимым! — изверг из себя он.
— Мой крови?
— Прости, не крови, я хотел сказать… ну, ручки! — с мукой бросил он, выбегая из класса. (Он бежал так быстро, что выделенный бюджет на спецэффекты не позволил мне его догнать, поэтому моя попытка оказалась плачевной.)
Я бросилась за Тэдди, но только расшвыряла кипу журналов и ударила Руди ван Уормер в затылок.
— Ой, спасибо, Бегги! — просиял он сквозь слезы.
Я не удостоила его ответом. Могла ли я представить, что мы с Тэдди так быстро достигнем такой степени интимности? Неужели он, действительно, «извергся»? Кажется, этим словом не пользуются с конца пятидесятых. Но Тэдди во многом на удивление старомоден.
Что я сделала? Почему он так рассердился? Что во мне заставляет его блевать и убегать? Может, собственное неземное совершенство не позволяет ему пустить в свою жизнь тех, кто не удовлетворяет его высоким стандартам? У нас с ним не было будущего.
Я бросила в рюкзак декоративную эластичную ленту, которую уже успела рассеянно свернуть в форму обручального кольца, и решила окончательно и бесповоротно выбросить Тэдди из головы.
Следующим урокам у нас была презентация старшеклассников, специализировавшихся на «Спонтанных музыкальных шаблонах».
Мы пошли в актовый зал и расселись. Я поискала глазами магнит всей моей жизни (полностью забыв о решении, принятом в предыдущем абзаце, поскольку Тэдди был слишком притягателен, чтобы я могла его игнорировать) и увидела его на верхней галерее, где он стоял рядом с сестрой и братом.
Наши глаза встретились. Время замедлило свой бег. Откуда-то из ниоткуда заиграла музыка…
— Представление начинается! — пихнула меня Кристина.
На сцене стоял молодой человек приятной наружности.
— Привет всем. Меня зовут Трей МакБленд. Я солист группы «Пылкие пуритане», и мы хотим исполнить для вас песню, которая, как мы надеемся, ответит на некоторые вопросы, которые вы задаете себе в последнее время, совершая неизбежный переход от детства к взрослости. Пестики-тычинки, птички-пчелки, и все такое.
— В Глухомань Виладж не бывает пчел, тут слишком холодно, — сконфуженно прошептала Кристина.
— Правильно, — воскликнул Трей в наступившей тишине. — Давайте, пуританцы!
Хор выстроился за его спиной, и солист заливисто затянул в микрофон:
Ваша жизнь приобретает страшную стремительность,
Появляется на теле новая растительность.
Здесь растет, там набухает,
Перемены вас пугают
О свиданиях мыслишки посещают?
Остановись — ты чуешь жуткий смрад?
Дорожка эта приводит прямо в ад!
Хорошенькая брюнетка выскочила на сцену рядом с Треем.
Кристина возбужденно схватила меня за руку.
— Это же поющая суперзвезда Вайнона Аризона! О, мой Бог!
Суперзвезда Вайнона Аризона показалась мне смутно знакомой.
— Слушай, а разве это не Ванда Мэншенел, только в парике?
— Что ты несешь? Ванда же блондинка, а Вайнона — темная шатенка!
— Я знаю, поэтому я и сказала «в парике», но…
— Помолчи, Бегги, — насупилась Кристина, — я из-за тебя все прослушаю!
Кондомы — это мерзость,
Таблетки — это грех,
Аборт — это убийство,
Но выход есть для всех!
— Какой, Трей? — жеманно усмехнулась Вайнона.