Так что к адресу мы подкатили во всем великолепии — с сиреной и мигалкой. Я ласточкой со всей аппаратурой и ценными советами на последний (разумеется!) этаж взлетела, палец к звонку протянула — ан нет звонка, лишь пара обгоревших проводочков из стены торчит. И вообще вся лестница — мрачняк, дом-то древний, чуть не аварийный.
Так, думаю, приплыли, началось.
Я осторожно постучала. Никакой реакции. Я постучала громче. Тишина. Я кулаками в дверь замолотила. Стучу я, колочу — безмолвствует народ, как будто все в квартире оптом вымерли. Но кто-то же на «скорую» звонил?!
Я на всякий случай к двери ухо приложила. Прислушалась. Нет, вроде ничего. Еще прислушалась — нет, вроде что-то мнится. Будто кто-то стонет там, внутри. Едва-едва, заупокойно так. И чем сильнее я прислушиваюсь, тем яснее мнится.
Я вниз к водителю: давай, мол, дверь ломать, там в квартире кто-то стонет-загибается. Водитель объявил, что почему-то он ничуть не сомневался, что со мной он точно не соскучится, но самолично дурью маяться не стал. Отослал меня обратно на этаж, а сам поехал в отделение милиции. Благо рядом было, за углом.
Уж не знаю, что и как он там народу объяснил, но буквально через несколько минут на площадке объявились два сержанта. На меня взглянули с недоверием, но дверь с петель без лишних сложностей снесли. Дюжие сержанты подвернулись.
Помните такую детскую страшилку: в черном-черном доме, на черной-черной лестнице, в черной-черной комнате?..
Так примерно там и оказалось. В квартире никого и ничего. Пусто там. Совсем. Сюрреализм такой: следы пожара старого, копоть на стенах и потолке. Света нет, паркета тоже нет, мебели вообще в помине нет. В сортире унитаза даже нет, я и туда на всякий случай заглянула. Ну и замогильно стонущей покойницы, понятно, тоже нет.
Классно первый вызов отработала. Реанимировать мне некого, констатировать, опять же, тоже некого. Труп от осмотра злостно уклонился.
Рассосалась у меня старушка под вопросом. А вопрос оставила.
А тут еще и дюжие менты на меня нехорошо уставились…
Кромешный детектив, короче говоря. Дело об утраченной покойнице. Перри Мейсон отдыхает, Шерлок Холмс уныло курит в сторонке. И явно не табак, потому как по-другому этот глюк всё равно никак не объясняется.
А сержанты на меня и впрямь неласково уставились:
— Ну-с, и где же тело? — говорят.
Нашли чего спросить: будто бы они со мной квартиру не обшарили!
— Так черт же его знает, — отвечаю.
А у ментов в глазах уже такое что-то, протокольное:
— Черт не свидетель, к делу не пришьешь. Колись, где труп?!
Колюсь:
— Не знаю, — говорю. — Украли, может быть?
Подозрение в задумчивых глазах ментов крепчало как мороз.
— А звуки, — говорят, — которые вы якобы здесь слышали? Какие звуки, а?
Я рада бы соврать, да вроде нечего:
— Послышалось, наверное, — я честно говорю. — Заупокойные такие звуки мне помстились, замогильные…
Сержанты странно так переглянулись.
— Какие? — осторожно уточняют у меня. — Какие? Замогильные?!
Всё, чую, если не в ментовку, то в дурдом сегодня точно попаду.
— Ну да, какие-то такие, — говорю, — вот примерно как сейчас на лестнице. Не слышите?
Мы в квартире содержательно общались.
А на лестнице и впрямь какой-то шум. Уж теперь-то явно не одной мне что-то мнится-слышится. Будто там сначала что-то заунывно заскрипело, кто-то гулко ойкнул, охнул там и глухо захрипел. Замогильно захрипел опять-таки, клянусь, так что мы уже втроем переглянулись.
А дальше слышим мы на лестнице шаги. Словно кто-то или что-то к нам сюда, в квартиру, поднимается. И ведь нечто же и впрямь там поднимается. Мерной поступью, неотвратимо, тяжело, грозными нездешними шагами. В черном-черном доме, по черной-черной лестнице, к черной-черной комнате…
Натужный зрак ментов совсем остекленел.
А шаги судьбы всё приближаются…
Сержанты из оцепенения вышли — и к двери. А там во весь проем — явление народу. В полутьме не сразу разберешь, в квартире ж света нет, но — вроде бы мужик. Большой. Совсем. В двери не помещается. Уж на что мои сержанты оба-два шкафообразные, так детинушка размером с них двоих. Амбал такой, статуй монументальный, мечта Зураба Церетели, мля.
На плече у мужика какой-то странный тюк, в руке не разбери-пойми, но вроде ломик. Статуй оживший с ломиком в руке. С топором, конечно, было б краше, но против правды жизни не попрешь. Статуй и без того на вид был криминальный.