Она улеглась в мягкую теплую постель и блаженно улыбнулась, успев подумать перед сном, что у Поляковых, наверно, сегодня будет бессонная ночь.
Дина устала настолько, что вся ночь прошла для нее без единого, даже малюсенького сновидения, что случалось довольно редко. Заснув, Дина как будто провалилась в темную яму, где ночь пролетела в секунду, как в загадочном овраге М-ского треугольника.
Когда Дина открыла глаза, первое, что она увидела, были яркие пятна солнечных лучей на стене, которые пробивались сквозь приоткрытые занавески. День обещал быть замечательным.
Дина потянулась и мельком глянула на будильник. Тот показывал половину двенадцатого. «Ух ты, — удивилась Дина. — Вот это да!»
Вскочив с кровати, Дина не ощутила и тени вчерашней усталости. Она оделась и вышла из своей комнаты.
— Умывайся и быстро завтракать, — увидев ее, сказала мама.
— Угу, — буркнула Дина и пошла в ванную. Проходя мимо большой комнаты, где папа смотрел телевизор, Дина ускорила шаг. Ей хотелось хотя бы позавтракать спокойно, а уж потом можно приступать и к обещанному папой серьезному разговору.
Умываясь прохладной водой, Дина думала о том, как же ей себя вести во время разговора.
«С одной стороны, — рассуждала она, — я сделала доброе дело. Точнее, не я, а мы с Максимом. Ясен пень, что спасение Сан Саныча стоило того, чтобы нарушить папин запрет. Так что ругать меня не за что».
Но Дина понимала, что папа, признав ее заслуги, одновременно может устроить ей грандиозную головомойку и наложить новое взыскание. Логика военных Дине была недоступна.
— Ладно, пробьемся, — вслух произнесла она свой каждодневный девиз и вышла из ванной.
Девочка прошла в кухню. Папа, однако, и на этот раз не окликнул дочь, и она уже утвердилась во мнении, что разговор предстоит нешуточный. Если бы отец решил ограничиться парой «нарядов вне очереди», он бы давно их «назначил», однако на дефилирующую мимо него дочь он пока не обращал никакого внимания.
Максим, уже сидевший за столом и уплетавший спагетти, тоже повел себя довольно странно: молча посмотрел на Дину и опять навалился на макароны. И никакой тебе язвительности, никаких подколок. Дина озадачилась. «Грядет что-то страшное», — обеспокоенно подумала она, принимаясь за еду. Не сказать, что ей не хотелось есть, но она медленно ковыряла вилкой спагетти, старательно и долго накручивала их на вилку, не менее долго их пережевывала, в общем, всячески старалась оттянуть тот момент, когда ей придется выйти «на ковер». Но как бы то ни было, тарелка вскоре опустела.
— Наелась? — спросила мама без всякого выражения.
Дина молча кивнула. Можно было бы попросить добавки, но это из ряда вон выходящее событие наверняка бы ее заинтересовало. А привлекать к себе лишнее внимание было сейчас не в Дининых интересах. Поэтому она, посидев еще какое-то время за пустым столом, все же поднялась и пошла к своей комнате, надеясь, что и на этот раз пронесет.
Ожидания, однако, не оправдались, и, проходя мимо большой комнаты, Дина услышала голос папы:
— Дина, подойди-ка сюда. «Начинается», — обреченно подумала Дина. Папа сидел на диване, скрестив на груди руки, и пристально смотрел на приближающуюся к нему дочь. Выражение его лица не подходило ни под одно определение, и Дина затруднялась сказать, собираются ее ругать или хвалить.
Рядом с отцом, как это ни странно, сидел Максим, копируя его позу. Брат смотрел торжествующе — судя по всему, он уже предоставил родителям свою версию похождений в треугольнике, где он выступал главным героем и одновременно противником этой экспедиции. Обелив себя перед родителями, он счел нужным принять участие в судействе над сестрой и, конечно же, не на ее стороне. В комнату вошла мама и тоже присела на диван.
Дина постояла посреди комнаты и робко двинулась к стоявшему в углу креслу. Усевшись в него, она демонстративно уставилась в потолок, потому что под тремя выразительными взглядами чувствовала себя несколько неуютно.
— Значит, так, — произнес папа и замолчал. Воцарилась гнетущая тишина.
— Для тебя что, родители уже ничего не значат? — не выдержала мама. Дина молчала, ожидая, когда же будет предъявлен «обвинительный акт».
— Помнится мне, был у нас разговор, и кто-то обещал мне больше в треугольник не ходить. И был этот разговор не так давно, поэтому отговорки типа «забыла», «не помню» не пройдут. Было такое? — папа строго, как только мог, взглянул на Дину.
— Было, — тихо ответила она.
— Тогда объясни мне, почему я вчера пришел домой и узнал, что ты с утра до ночи гонялась по этому треугольнику?
— Но ведь Полина…
— Об этом потом, — бесцеремонно оборвал Дину папа. — Было обещание, было нарушение обещания. Почему?
Дина обиженно уставилась в окно и решила вообще не отвечать, если с ней так разговаривают. Папе Динины ответы, видимо, и не требовались, потому что решение он принял, судя по всему, уже давно.
— Она там где-то носится до полуночи, а мы тут с ума сходим! — возмущенно крикнула мама.
— В общем, так, — сказал папа. — Ты… И тут раздался звонок в дверь.
Папа поднялся и вышел в коридор. Щелкнул дверной замок, и квартира сразу наполнилась веселым гомоном, радостными восклицаниями, среди которых слышался недоуменный голос Дмитрия Викторовича. Спустя несколько секунд в комнату ввалилась вся семья Поляковых. Елена Сергеевна кинулась обнимать и целовать Динину маму, а Полина, повиснув у Дины на шее, воскликнула:
— Привет, Динка! Чего такая мрачная, спасительница?
Воронцовы слегка опешили от этого нашествия. Полина и Елена Сергеевна бегали от Максима к Дине, от Дины к Марине Владимировне, поочередно целуя и обнимая, бормоча какие-то слова благодарности. Когда общая суета несколько поутихла, Марина Владимировна пригласила всех сесть.
— Ну, что же ты, Саша! — воскликнула сияющая Елена Сергеевна. — Иди сюда.
Сан Саныч, который все это время нерешительно топтался в коридоре, растерянно улыбаясь, прошел в комнату и сел в кресло.
— Мы вас поблагодарить пришли, — радостно сообщила Елена Сергеевна.
— Ну что вы, — смущенно произнес Дмитрий Викторович. — За что?
— Как за что? За Сашу. Уж не знаю, как он бы и выбрался один.
— А-а, — протянул Дмитрий Викторович, — да-да. Максим что-то рассказывал.
Было ясно, что Максим представил собственную версию освобождения Сан Саныча, наверняка по-своему объяснив произошедшее с Поляковым.
— За детей ваших чудесных, — продолжила Елена Сергеевна. — Саша говорит, что освобождением только им обязан.
— Да-да, — вставил Сан Саныч, сидевший на самом краешке кресла, скромно положив руки на колени.
— Вы уж не ругайте их, что они вчера так поздно, — Елена Сергеевна просяще посмотрела на Дмитрия Викторовича. Воронцов-старший подумал, что просьба моментального ответа не требует, и, нахмурившись, рассматривал рисунок на паласе. Но Елена Сергеевна решила добиться своего и спросила:
— Хорошо? Дмитрий Викторович заерзал под ее взглядом на месте и, согласно кивнув, ответил:
— Ладно. Вздохнув с облегчением, Елена Сергеевна обратилась к Дининой маме:
— А какие у вас планы на сегодняшний вечер?
— Да, я…
— Простите, — перебил ее Сан Саныч, — а можно водички попить?
— Конечно, конечно, — засуетилась Елена Сергеевна, — я сейчас.
— Да нет, спасибо, меня Дина проводит, — сказал Сан Саныч и, поднявшись с места, вышел в коридор. Дина последовала за ним. Войдя в кухню, Дина взяла стакан и пошла к раковине, чтобы наполнить его водой.
— Ну, и как у вас дела? — поинтересовалась она.
— Да не стал я рассказывать своим, что я их не помню. Расстроятся ведь. Сказал, что частично память потерял, — ответил Сан Саныч. Дина протянула ему стакан с водой.
— Да нет, спасибо, — он поставил стакан на стол. — Я ведь тебя специально на кухню вызвал.
— Зачем? — встревожилась Дина. — Случилось что?
— Да нет, — улыбнулся Сан Саныч, — У меня к тебе вопрос. Я бы, конечно, и у своих спросил, но они теперь как услышат что-нибудь, касающееся треугольника, чуть не в обморок надают.