Гарут молча ехал, не пытаясь понукать своего доходягу. То ли сообразил, что это бесполезно, то ли задумался о чем-то своем. Я благоразумно не приставал с расспросами, хоть и хотелось услышать рассказы о богах, безднах ада и пресветлых чертогах. Успеется, решил я смиренно, как полагается монаху.
— А сколько до той заставы ехать? — вдруг спросил он. — До зимы обернемся?
— Два дня, — ответил я. — К завтрашнему вечеру должны приехать…
— На это можешь смело не рассчитывать, — усмехнулся Гарут. — Мне в одно место заехать надо. Почти по пути, но полдня уйдет все равно.
— А что за место? И почему тебе туда так приспичило?
— Гомлина падь. Там у меня схрон.
— Гомлина падь, — задумчиво повторил я. — Это не то ли место, где знаменитый поганый колодец с тварями?
— То. Извини, но тварей там уже нет. Как и колодца.
— Небось, все твари за тобой пошли, — не удержался я.
Гарут как-то странно на меня посмотрел и кивнул.
— За мной. Если ты имеешь ввиду то, что я их оттуда увел. А если ты, монась вонючая, — вдруг сменил он тон на угрожающий, — вдруг подумаешь, что я ее использовал, чтобы детишек ловить и в жертву приносить — тут же по лысине получишь, понял?
— А что, не так? — отважно возразил я. Венец все же призывал быть отважными духом.
— Не так! Ни хрена не так! Дуп расх пих задницу тому, кто это придумал!
Он бушевал еще минут десять, иногда дергая поводья лошади, шугающейся таких пылких речей. Видимо, его и правда зацепила эта история. Посему не стал я перечить — падь так падь, гомлины там не водятся давно, а кто обнаружится — отпугнем костром. Проклятое это место. Но давно утратившее темную силу.
Живописные у монастыря места. Природа почти неухоженная, в том смысле, что неиспорченная человеком или еще кем похуже. Дорога, накатанная широкими колесами обозов, словно сама стелилась под ноги. Вернее, под копыта. Она начиналась у ворот монастыря и ползла змеей вниз по холму, у подножия которого положено быть деревеньке или хотя бы одному хутору. Но земля здесь совсем не родила, и люди селились поближе к городам. И под защитой, и при полях, хоть и дань платить надо. А тут только леса и поля сменяли друг друга… пока не попадались земли, где бесчинствовали орки. Жить там они не могли по определению, только бесчинствовать.
Гомлин был невысокий. Для гомлина. Всего лишь метра три высотой. И в руках у него была вовсе не дубина, как было описано в книгах. Просто палка. Очень толстая палка. Со среднее деревце.
— Ырр? — спросил он, нависая над лошадью Гарута. Лошадь потупилась, попятилась. Кажется, она затруднялась ему ответить.
Гарут щелкнул пальцами, привлекая внимание гомлина. Тот похмурился, поскрипел извилинами и, наконец, перевел взгляд на него.
— Хурр?
— Дэм, есть чем его заинтересовать? — тихо, почти не шевеля губами, спросил Гарут.
— Что? — не понял я.
— Эти твари падки на все необычное или блестящее.
Я пошарил у себя в седельной сумке и выудил стальной кубок, из которого привык пить монастырское вино. К слову, кислое и недобродившее.
— Давай это сюда!
— Погоди, — возразил я, — может еще чего найду… А этот кубок пригодится…
— Да где он тебе может пригодится?! На привале у родника? У нашего друга сейчас лопнет терпение…
Я мысленно махнул рукой и перебросил ему кубок.
— Гом! Гом! — Гарут помахал сверкающим сосудом в воздухе. — На!
— Ррр, — одобрил гомлин и молниеносным движением выхватил кубок. Покрутил, понюхал, попробовал на зуб. Потом потер о свою жесткую шерсть на груди и поднес к глазам. Псевдогномья сталь тускло отсвечивала. Люди, пожертвовавшие нам котомку с барахлом, на мой взгляд, были ворами, который ночь застала в дороге неподалеку от монастыря, а своим лишним хламом они расплатились… то есть, отблагодарили за приют. Кубки из стали делали гномы, но этот по качеству до гномьих стандартов явно не дотягивал. Хотя, он не ржавел и не гнулся. Даже в крепких гомлинских лапах.
— Ыыы. — Великан отошел на обочину дороги, играясь с кубком и давая нам проехать. Лошади не заставили себя упрашивать и бодрой рысью припустили в редкий лес.
— Жаль кубок, — сказал я.
— Камней в нем нет, сталь паршивая… дорог как память?
— Вроде того, — усмехнулся я. — Он попал ко мне от очень интересных людей.
— И с какими же интересными людьми общаются монахи-отшельники?