— Спи давай, — Тайка зевнула. — Можешь остаться со мной, если тебе так будет спокойнее.
Пушок только того и ждал. Свернулся калачиком и захрапел. А вот у Тайки весь сон как ветром сдуло. Коловершу успокоила, сама разволновалась. Вдруг он прав? Оберегов от моровой ведьмы у неё точно не водилось. Те, что от упырей или оборотней, вряд ли подойдут. Да кто такая эта моровая ведьма из сказки? По описанию на трясовицу похожа. Из тех, что на болотах живут и насылают на людей лихорадку. В бабушкиной тетрадке наверняка написано, как с ними справиться, но за тетрадкой надо было вставать. А темнота вдруг стала пугающей: даже нос из-под одеяла высунуть боязно. Может, позвать Никифора, как в детстве? Чтобы взял веник и разогнал ночные страхи.
Нет, она уже не маленькая. Сама справится. Надо вспомнить: что не любят трясовицы? Вроде бы петушиный крик, собачий лай и звон колокольчиков. В прикроватной тумбочке у Тайки лежала заколка с звенелками, за которую Никифор дразнил её «козочкой». Пожалуй, сойдёт.
Осторожно, чтобы не потревожить Пушка, она потянулась к ящику. Вдруг оконная рама скрипнула и медленно приоткрылась. Занавеска заколыхалась от свежего ночного ветерка, а сердце ухнуло в пятки. В спальне запахло влагой и болотом. Неужели правда трясовица?!
Тайка схватила мобильник и включила фонарик — нечисть же не любит яркий свет. Значит, можно выиграть немного времени. Если, конечно, это был не сквозняк, помноженный на игру воображения…
И — нет, не сквозняк. В свете фонарика Тайка разглядела ту самую девицу с бельмами, о которой говорил Пушок. Незваная гостья сидела на корточках прямо на подоконнике, сжимая в когтистой руке баночку. Сомнений не осталось: сейчас будет кропить.
Кладенец, словно очнувшись ото сна, шевельнулся на груди.
— Превращайся уже! — шепнула Тайка, но верный клинок не спешил слушаться. Ох уж эти разумные мечи! Всегда себе на уме.
Трясовица подняла руку, закрываясь от света. Тайке показалось, что та замахивается. Как же быть? У неё же ни колокольчиков, ни заговора, ни петуха свободного под рукой… И Тайка сделала первое, что пришло в голову: сама залаяла, как собака. Наверное, получилось похоже. Потому что в её бок вдруг вцепились острые когти, и Пушок прошипел:
— У-у-у, пёсье племя! — кажется, он ещё не проснулся.
Трясовица ахнула и выпала из окна спиной вперёд. Фуп — послышался глухой удар о землю. Сомлела, что ли?
Сжав зубы, чтобы не заорать, Тайка отцепила от себя Пушка. На всякий случай ещё пару раз гавкнула, и окно само захлопнулось. Кладенец на шее снова стал холодным. Значит, опасность миновала. Уф!
Кстати, вредный меч так и не принял истинное обличье. Тайка хотела пожурить ленивый клинок, но тут наконец проснулся Пушок и завопил:
— Спасите-помогите!
— Тише ты, — Тайка щёлкнула его по носу, чтобы привести в чувство.
— Где эта страшная собака? — Пушок взмыл под потолок, повис на люстре и шумно принюхался. — Хм… а пёсьим духом-то и не пахнет.
Тайка встала, включила свет, и коловерша ахнул.
— Божечки-кошечки, Тая, ты ранена! У тебя на пижаме пятно. Кто этот супостат? Ух я ему наваляю!
— Этот супостат — ты! Не коловерша, а коршун какой-то. Дождёшься, куплю когтерезку. Будем тебе маникюр делать.
— Ой. Я принесу йод, — смутился Пушок.
Пока он летал на кухню за аптечкой, Тайка осмотрела подоконник: обнаружила затхлую лужу и следы. Сомнений не осталось — их навестила трясовица. Не заболеть бы теперь. Хотя… она же кропилом своим не дотянулась. Значит, бояться нечего.
— Ты был прав, — сказала Тайка вернувшемуся в спальню Пушку. — Твоя «моровая ведьма» — это болотная лихорадка. Сегодня я её спугнула, но завтра она может явиться снова. Сюда или в чей-то ещё дом. Нужно поймать негодяйку, пока она никого не уморила!
На морде Пушка не хватало только бегущей неоновой надписи «я же говорил», но вслух он этого не сказал. Только жалобно уточнил:
— Тая, а у нас есть волшебный парацетамол?
— Только обычный. Но ты не беспокойся, от волшебной лихорадки он отлично помогает.
— А если его растолочь и ведьме на хвост насыпать, может, она сгинет?
— У неё нет хвоста, — Тайка улыбнулась. Ну Пушок и выдумщик!
— А ты хорошо рассмотрела? Ладно, молчу-молчу. Давай царапину смажу. И подую, чтоб не щипало.
Было больно. Но Тайка стоически терпела. Она понимала: Пушок суетится, потому что напуган и чувствует себя виноватым. Спросонья принять друга за врага — такого с ним ещё не случалось.
— Почти не щиплет, — она нарочито беспечно отмахнулась. — И это… прости, что не поверила.