— Это… я, — несмело выговорил я. — Коля здесь?
Произошло замешательство: почудилось, раздался лёгкий крик. Сейчас же рядом с головой Сергея показалась голова Коли. Он был бледен и в глазах у него бегало недовольство.
— Чего тебе? — не скрывая досады, выговорил он, — нигде в покое не оставляешь. Лезет, — прибавил он ещё сердитее и оглянулся вниз, будто там был ещё кто-то, кого он хотел скрыть от меня.
— Я, Коля, не нарочно пришёл, — засуетился я… — ей Богу не нарочно. Честное слово, Коля…
— Чего же тебе, — прорычал Андросов и потёр свои толстые веснушчатые руки.
— Только что, Коля, я встретил Стёпу…
— Это ваш брат, Николай? — раздался откуда-то, может быть с неба, нежный голос…
Я замолчал от волнения. Коля что-то пробормотал.
— Ваш брат, — допытывалось неизвестное лицо, — отчего же вы его не позовёте? Пожалуйста, Николай…
— Ну, ступай к нам, — недовольно проворчал Сергей, обращаясь ко мне. — Она уже не уступит.
— Я могу не пойти, если мешаю, — серьёзно ответил я, считая про себя удары сердца.
— Нет, уже иди, когда пришёл, — проворчал Андросов.
— Вы нам не помешаете, — произнёс тот же голос.
Я нерешительно посмотрел на обоих. У Сергея лицо было, как у разъярённого льва. Густые спутанные волосы на голове как будто поднялись и с угрозой двигались, а твёрдые низко вырезанные ноздри дрожали и раздувались. Коля, изящный, тонкий, с чёрными глазами, в которых теперь скрывались искры гнева, с недоброй складкой между бровями, стоял, презрительно отвернувшись от меня.
— Да иди же к нам, — прошептал он, скрываясь в "котле".
Сергей с укором посмотрел на меня ещё раз, щёлкнул пальцами и, покачав головой, медленно сошёл вниз. Я уже не колебался. Засунув руки в карманы, чтобы показать своё равнодушие, я подошёл к "котлу" и заглянул вниз. На трёх гладких, удобных камнях, приподняв головы, сидели Сергей, Коля и восхитительная девочка. Девочка была в красном платье, с чётками на голой шее. На платье, в волосах, вплетённые в косу, трепетали ленточки от каждого её движения. Лицом она не походила на брата, но то, что и у неё были коричневые глаза и упрямая, каждый раз набегавшая складка посредине лба, делало её удивительно похожей на него. Вся она была тонкая, как жгутик, и руки её казались длинными.
— Ну, сойди же, — свирепо выговорил Серёжа, тряхнув волосами. — Чего, как петух, рот разинул?
Я никогда не слыхал, чтобы петух рот разевал. Скорее это можно было сказать о вороне. И это показалось таким странным, что забыв о своём невыгодном положении, я рассмеялся.
— Он ещё смеётся! — с негодованием выговорил Серёжа.
— Он смеётся… — с удивлением повторила девочка и вдруг, не выдержав, засмеялась за мной, вероятно поражённая моим изумлённым лицом. Будто птицы запели где-то.
Я, почувствовав, что лёд сломан, лёг у "котла" животом к земле и покатился вниз, как это делал со Стёпой, желая непременно удариться о камень, на котором сидела девочка. Когда, испачканный, взъерошенный, я предстал пред ними, смех, как по волшебству, прекратился. Я вскочил на ноги, и первое, что мне бросилось в глаза, были окурки от папирос и куча обгоревших спичек.
— Вот как, — подумал я, не подавая вида, что узнал тайну Коли.
— Теперь рассказывайте, зачем пришли, — произнесла девочка.
— Я только что встретил Стёпу, — ответил я, глядя на Колю…
— Слыхал, дальше, — нетерпеливо перебил он меня.
— Кто это Стёпа, Николай? — зазвенела девочка, — и все её ленточки задвигались.
— Передай-ка мне спички, Николай, — произнёс Сергей, обращаясь к Коле и, посмотрев на меня, строго спросил:
— Юдить не будешь?
Я посмотрел на него благоговейно, покорно. Я ничего не понимал, сбитый с толку. Почему они называли друг друга Сергеем, Николаем, — будто были взрослыми. Почему они курили; ведь отец растерзал бы Колю, если бы узнал об этом.
— Да он совсем дурачок какой-то; правда, Настенька? — выговорил Сергей. — Юдить не будешь? — опять строго спросил он у меня.
— Я тоже буду курить, — храбро отозвался я, задетый, — и… это не хорошо, что вы говорите про меня…
У меня дрожали губы от волнения, и я едва разбирал, что говорю. Как будто говорил кто-то другой, а я прислушивался и пугался.
— Ну, коли ты такой, — одобрительно отозвался Сергей, — садись с нами; устраивайся, — повторил он, — я тебя "амо", и мы с Настенькой будем тебя "амаре".
— Вот видишь, — пробормотал Коля, точно я был не согласен, — какие они славные… "Амо" — значит люблю; они тебя любят уже.
— Я буду курить, — с упоением говорил я, устраиваясь подле Настеньки, — честное слово.