Коля вынул из кармана папироску с длинным мундштуком и, стараясь миновать мои глаза, независимым жестом закурил у Сергея.
— Тебя зовут Павлом, — сказал Сергей, и я, поражённый таким именем, машинально пробормотал, — нет, Павочкой.
— Павлом, — упрямо повторял Сергей, сверкнув глазами. — Бери папиросу.
Я не успел сделать жеста, как он раскрыл мне рот, вставил между зубами папироску и поднёс зажжённую спичку. Сердце у меня как будто оборвалось. Даже Настенька поднялась, чтобы лучше разглядеть, что произойдёт. Все предметы отодвинулись от меня и как бы покрылись туманом. И оттуда, из этого мутного места, выскочил густой повелительный голос и жужжа пошёл на меня.
— Втяни дым через мундштук, — смотри, как я делаю. Тяни! — кричал голос, — раз, два, — глотай. Ну, и хорошо. Молодец!
Я поперхнулся, будто проглотил раскалённое железо или кулак Сергея. Рвануло в груди, в плечах, и я длинно гадко закашлялся. Огненные искры полетели у меня из глаз. По лицу потекли слёзы.
— Ничего, — бормотал я, готовый на всё для Сергея, — ничего.
— Молодец, — говорил из тумана его голос. — Кашляй, это чудесно.
И, приговаривая, он бил меня по затылку с такой силой, точно я его укусил, и ему нужно было меня наказать, чтобы я всю жизнь помнил. Настенька певуче смеялась и оттого, что кружилась моя голова, и раздавался её смех, я вне себя крикнул:
— Я ещё лучше затянусь! Вот смотри, Сергей — гляди, Настенька.
И дрожащими руками своими, прыгавшими, как в судороге, с неукротимым желанием отличиться и показать, что я самый чудесный товарищ, я подряд несколько раз втянул едкий дым. Грудь моя запылала. Ноги похолодели. Казалось, "котёл" заходил…
— Довольно, — скомандовал Сергей, — молодец…
Я вдруг схватил его руку, на миг помедлил, сделать ли, — и внезапно, неожиданно для самого себя, поднёс её к губам и жадно поцеловал несколько раз.
— Я безумно люблю тебя! — хотелось мне кричать…
— Ну, однако… какой ты, — застыдился Сергей, неловко высвободив свою руку. — Руку целуют у попов или… у женщин. Целуй у неё…
— Целуй, — он должен поцеловать её руку! — вскричал Коля, махая папиросой, как пьяный.
Настенька засмеялась. Я стоял сконфуженный тем, что уже сделал, и не зная, как отнестись к тому, что от меня требовали. Я посмотрел на неё. Её ленточки кивали мне ласково и как будто звали коснуться их губами. Красивые коралловые чётки невинной змейкой дважды переплелись вокруг её тоненькой шейки, и манили своим матовым безмятежным блеском. Мне стало стыдно… до боли. Но, как пьяный, который на миг отрезвляется, чтобы потом ещё больше отдаться своей весёлой воле, я быстро придвинулся к ней и поднял руку. Она стояла, чуть наклонив голову, чуть дыша, и ждала.
— Не так! — прорычал Сергей, дав мне по затылку. — Становись на колени.
Я взглянул вверх. Как хорошо было небо своей синей красотой без одного пятнышка, холодное… ясное, как хрусталь. Чуден был запах "котла", запах сгнивших трав, и от него на миг вспомнились, проснулись и ожили далёкие дни самого раннего детства, когда бабушка водила меня за руку. Господи, как хороши были близкие голоса, которые я слышал! Смешалось что-то во мне, и то неясное, что томило меня в последние дни, и страхи, и вопросы о жизни и смерти, о правде, всё сошлось и слилось в невинном образе девочки. Она стояла против меня, чуть наклонив голову, чуть дыша, протянув руку с длинными пальчиками, и если бы бездна лежала у моих ног, и если бы колени мои должны были коснуться этой бездны и унести меня навсегда из мира, — а она стояла бы у края её и ждала, как теперь, — я бы спокойно покорился.
— На колени! — крикнул Коля, — вот весело!..
— На колени! — забасил Сергей. — Пиль!..
Я быстро опустился и, взяв её руку, чуть коснулся губами.
— Браво, великолепно, — засмеялся Сергей. — Теперь он твой Дон Кихот, Настя.
— А она — Дульсинея, — подхватил Коля.
Мы уселись. Лицо у меня горело, и я чувствовал в себе силу и гордость орла. Дрожали мои колени.
— Теперь, — произнёс Сергей, когда наступила тишина, — рассказывай, зачем ты пришёл.
— Ты встретил Стёпу, — помогла мне Настенька, заметив, что я затрудняюсь.
— Ах, да, я встретил Стёпу. Он говорил о Странном Мальчике.
— Кто это — Странный Мальчик? — заинтересовалась Настенька.
— О, это такой славный, дивный мальчик, — с жаром ответил я, повернувшись к ней и радостно смотря на неё. — Он сын царя.
Сергей засмеялся, а я, глядя на задумчивое, затуманившееся лицо девочки, ещё с бо?льшим жаром проговорил:
— Ты бы его полюбила, его нельзя не любить. Он чудесный, он нежный, он странный.