Таким образом законы, свойственные духу, могут иметь значение для логики или чистой математики; но они не имеют никакой принудительной силы для физики. Они не обосновывают ничего в области физики; один только опыт может сказать здесь свое решительное слово. Все современные физики в один голос утверждают, что по отношению к физико-химическим наукам единственным критерием правильности теории является опыт. Дух, конечно, тоже играет здесь известную роль. Он идет навстречу опыту и, следовательно, законам природы (переворачивая картезианское положение). Но эту роль он может играть различными способами, – лишь бы только он ее играл.
– 1. Влияние философии на науку в позитивистском смысле.
– 2. Картезианская концепция физической науки: ее метафизический догматизм.
– 3. Традиционная механистическая теория является наследницей этой концепции, даже когда она выступает в качестве чисто опытного учения.
– 4. Современная физика прямо противоположна этой концепции. В ней нет уже места интеллектуальной интуиции: опыт есть мера истины. Это, однако, не значит, что современная физика более уже не рационалистична. Но разум существует здесь лишь как некоторое зависимое от опыта.
– 5. Релятивизм современной физики: в каком смысле следует понимать его.
– 6. Элементы в современной механистической теории: это уже не реальности, не положения; они определяются лишь с помощью отношений.
– 7. Общий взгляд на опытный релативизм современной физики.
1. Все современные физики единогласно признают объективную ценность физико-химических наук, понимая это выражение: «объективная ценность» в чисто эмпирическом смысле. Из этого вытекает новое следствие: объективная ценность физико-химических наук – феноменального порядка. В этом пункте влияние Кондильяка, Юма, а в особенности Канта и позитивизма, пропитало собой совершенно научный дух второй половины XIX века.
Здесь, может быть, один из тех пунктов, в которых можно лучше всего наблюдать прямое влияние на частные науки тех общих размышлений, которые составляют философию. Это действие бесспорно логически, потому что всякая философская система занимается лишь тем, что сначала анализирует, а затем синтезирует в весьма общих формулах интеллектуальные потребности, или, лучше, интеллектуальные требования, предъявляемые движением и необходимым развитием идей. Это действие – в случаях, подобных рассматриваемому здесь – бесспорно и фактически. Нельзя сказать, что философия здесь последовала за наукой. Нельзя сказать, что философия волей-неволей писала то, что диктовала ей наука, ибо исторически философский релятивизм и позитивизм предшествовали на полстолетия, и больше, научному релятивизму и позитивизму.
Разумеется, лишь благодаря размышлению над наукой и ее результатами – и в особенности благодаря размышлениям над наукой Ньютона, более положительного или менее реалистичного, чем бывшие когда-либо до него или в его время ученые – разумеется, лишь благодаря этому размышлению Беркли, Юм, Кондильяк сумели дать критику реалистического остатка науки Возрождения. И Кант был пробужден от своего догматического сна соединенным влиянием Ньютона и Юма. Но, если философы нашли при анализе науки и ее результатов основы релятивистической и позитивистической теории, то в сочинениях ученых они вовсе не нашли выражения или хотя бы указания на эту теорию. Надо было истолковать путем методического размышления над науками той эпохи природу научного рассуждения и ценность его результатов. Это истолкование было совершенно философским и по качествам тех лиц, которые занялись им, и по их диалектическому и отвлеченному методу. Построив философскую теории науки, пришлось затем указать ясно ее область и ценность, в то время как большинство ученых оставались еще – и должны были довольно долго оставаться – наивно догматическими.
Но и этим наивным догматизмом они обязаны были философам и картезианскому влиянию. Таким образом, весь этот вопрос о ценности науки есть иллюстрация необходимых, постоянных и огромных по своему значению и результатам влияний друг на друга науки и философии. И даже более, это – иллюстрация того необходимого, постоянного и огромного влияния, которое оказывает непосредственно общий философский дух на научный дух. Если можно сказать, что великая философская традиция постоянно вдохновлялась современной ей наукой и что величайшие философы были и учеными, то к этому следует прибавить, что благодаря обратному действию философия способствовала утончению общего духа науки, в особенности физической науки. Она дала истолкование ее, которое неявно содержалось в результатах, полученных учеными, но которое не было выявлено и ясно формулировано ни у одного из них. Она анализировала ту атмосферу, в которой живут ученые и которой, по большей части, они живут, не отдавая себе в том, отчета, подобно тому как люди живут воздухом. Благодаря этому общие исследования науки и научная критика, которые, согласно Канту, составляют собственно философию и которые в значительнейшей мере составляли ее всегда у великих философов, оказали и оказывают бесспорную и необходимую услугу наукам.