Самойлов достал из сахарницы десять кусков сахара и выложил их на стол.
— После раздела нашей компании за Буравиным осталось шестьдесят процентов активов, за мной — сорок процентов. Самойлов отложил в сторону шесть кубиков сахара. — Зато я перекупил у Виктора наш старый офис. Ему теперь с клиентами и поговорить толком негде. Это идёт мне в плюс. — Самойлов взял из Буравинской кучки сахара один кусочек и переложил его в свою кучку. — Правда, за офис я дал двойную цену, а это уже минус, — продолжал он, убирая из своей кучки два куска сахара. — А ещё я испортил отношения с мэрией, моя жена ушла к Буравину, и дети мои тоже к нему переметнулись.
Самойлов переложил в Буравинскую кучку почти все кусочки, и на его стороне остался всего лишь один кубик. Самойлов взял его и стал грызть.
— Боря, ты меня пугаешь, — нахмурился Буряк. — Похоже, ты совсем перестал адекватно воспринимать реальность. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело и ты обижен на весь свет. Но на сыновей-то своих не наговаривай — они хорошие ребята.
— Ага. Когда спят зубами к стенке, и денег не просят, — мрачно заметил Самойлов.
— Ну, зачем так? Допустим, Костю мы подозревали в том, что он приложил руку к побегу смотрителя. Но теперь мы разоблачили настоящего сообщника и сняли с твоего сына все подозрения.
— Надолго ли? У него же талант влипать в дурацкие истории! — не успокаивался Самойлов.
— Ну, хорошо, оставим Костю в покое. Но Лёшка-то у тебя — орёл. Вот медкомиссию пройдёт и капитаном станет!
— Станет, — подтвердил Самойлов, — только на «Верещагино». Будет на Буравина работать, а про отца родного и не вспомнит. Оба они предатели. Один с конкурентом якшается, другой вообще работать не хочет. Только о лёгких деньгах и мечтает.
— По-моему, ты передёргиваешь. Может, между вами и возникли разногласия, но это ещё не конец света. Вам нужно просто собраться всем вместе и поговорить по душам. Вот увидишь, всё уладится!
— Не уладится, — мрачно сказал Самойлов. — И собраться мы тоже не сможем — я их обоих из дома выгнал.
— А вот это уже — конец света! — Буряк просто ахнул от неожиданности. — Боря, по-моему, ты не в себе! Всю семью разогнал, сам потихоньку спиваешься. Подумай о том, что делаешь!
— Что хочу, то и делаю. А семья моя, видать, только и ждала, чтобы бросить меня. По первому щелчку все разбежались! — зло заметил Самойлов.
— Да потому что ты стал просто невыносим! С тобой и поговорить толком нельзя — только и твердишь о своих несчастьях и о мести Буравину.
— Да, я воюю с Буравиным и буду биться до последнего. И не только с ним, но и с каждым, кто пойдёт против меня! — заорал Самойлов.
— А зачем? — тихо спросил следователь.
— Затем! А ты что, нотации мне читать пришёл? Я тебя, между прочим, не звал и вообще не задерживаю. Где находится входная дверь, ты знаешь.
— Я-то уйду, — сказал Буряк, поднимаясь, — а вот с кем ты останешься? Неужели думаешь, что можно так просто разбрасываться людьми?
— Я никем не разбрасываюсь. Просто говорю чётко: кто не со мной — тот против меня. И почему-то все выбирают второй вариант.
— Жалко мне тебя, Боря. Ничего-то ты не понял. И самое печальное — даже понимать не хочешь.
Буряк ушёл, а Самойлов снова достал бутылку водки и налил себе рюмку. Тоска на его лице была безысходной.
Катя проснулась в хорошем настроении. Она потянулась и сказала:
— Как же хорошо я спала!
— Проснулась уже? — подошла к ней медсестра. — Доброе утро! Как чувствуешь себя?
— Прекрасно! Как будто ничего и не было.
— Кто бы мог подумать — только вчера врачи боролись за твою жизнь. Вот что значит молодой организм!
— Нет, это вы мне что-то в капельницу подлили, — предположила Катя.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась медсестра. — Врач назначил успокоительное, тебе успокоительное и поставили…
— Хорошее было успокоительное — мне такой сон приснился! Мне приснилось, что я лежу в белом свадебном платье на поляне… Так хорошо! Вот только платье потом стало чёрным…
Медсестра измерила Кате давление и сказала:
— Странный сон какой-то. Нехороший.
— Но на мне было сногсшибательное платье! Потрясающее! — Катя не обращала внимания на её слова. — А вы не знаете, меня ещё долго здесь держать будут?
— Не знаю, милая. Врачи как раз собрались на консилиум — твой случай обсуждают.
— И что меня обсуждать? Я себя чувствую прекрасно, — улыбнулась Катя.
— Врачи сами решат — как ты себя чувствуешь. Лежи, доктор придёт и всё тебе скажет.
Консилиум же в это время шёл уже полным ходом.