Вдруг крик сотряс воздух, пожалуй, самый молодой из разбойников выхватил сломанный и щербатый клинок, из его глаз брызнули слёзы, но какие могут быть слёзы если ты уже достал оружие. Ударив коня в бока он помчался в сторону Аллана. Когда он приблизился к сидящему человеку, тот взметнулся вверх словно гремучая змея, он ловко увернул плечо и голову, выбросив правую руку опережая ветер. Всадник остановился почти сразу за спиной Аллана, лошадь не чувствуя крепкой руки на узде прекратила подчиняться и начала гарцевать. Гнев на лице юноши перемешался с отчаянием, он посмотрел на свою левую руку и ещё не совсем понимая, что та держится лишь на жалком лоскутке кожи попытался перехватить меч из умеряющей руки в другую. Аллан возник с боку, потратив на это лишь мгновение, ловкий и невероятно точный удар срезал ремни седла, еле оцарапав брюхо лошади. Животное шарахнулось в сторону сбрасывая наездника в пыль и целый океан крови, наполненный им самим. Дыхание, хрипло вырывавшееся из него стоило ему невероятных усилий и платил он за это болью. Аллан наступил ему на грудь, вызывая ещё один нечеловеческий крик, когда он начал затихать он спросил:
- Кем он тебе был?
- ОТЦОМ! - Слёзы снова брызнули из глаз юноши, он сцепил зубы брызжа слюной, - Как твоё имя?
- Зачем оно тебе? Мёртвые ничего не знают.
- Когда ты явишься в преисподнюю, и никого рядом не будет, там во тьме рядом с тобой окажусь я.
- Ты слишком молод, а я слишком долго жил, тебе придётся стать в очень длинную очередь. Но так и быть, моё имя Аллан Айезер.
Он посмотрел в глаза юноше, он не любил этого, но делал, считая свои долгом, запомнить последний взгляд. Умирающий сомкнул губы, Аллан задумался, сколько таких взглядов он видел и сколько увидит ещё? Он не знал этого, но устал наблюдать, как мир затухает в зрачках людей. Рука Аллана была твёрдой, клинок меча вонзился в грудь, прошел сквозь рёбра и рассек лёгкое. Взгляд лежащего на земле, остекленел, когда острие выйдя со спины упёрлось в землю. Выдернув клинок из тела и развернувшись, Аллан увидел лишь спины удаляющихся всадников, первые кто убегал были те которых Аллан определил, как воинов. Они убегали, вздымая пыль которую не удержать утреней влаге.
Глава 4
Весна уже успела во весь голос заявить о себе. Обычно после таких фраз в уме всплывают картины целых океанов сочных молодых трав, счастливого пения птиц, и буйства свежих запахов. Но скорей всего это происходит в мире, где не существует весенних ливней. Дожди с раскатами грома свирепствовали уже вторую неделю, земля так напиталась ими, что буквально блевала водой, повсюду лучи тусклого солнца отражались драгоценностями в лужах размером с озера. Земля превратилась в мягкое бурое месиво в котором человек мог увязнуть по колено, ну или если он был "особо везучим" и вовсе утонуть в нём. Грунтовые дороги были размыты и походили на гноящиеся раны, благо, что Имперский Тракт был выложен камнем. Хотя в Секхеме он тоже пострадал, местами он был затоплен из-за вышедших из берегов рек. И даже здесь, на волнистых лугах, находившихся в самом центре Секхем, которые никогда не знали плуга, на которых всё и вправду как в легендах поросло дикой травой и цветами, весна оставила свои отметены. Кляксы раскисшей земли, и коричневые извивающиеся шрамы которые остались от сходивших с холмов потоков. Здесь всё выглядело новорожденным и новым, но магия весны преподносила всё как старое и костлявое.
Молодой принц Тайхос тяжело вздохнул, ему показалось плохим предзнаменование такая погода в этот день, хотя он редко бывал суеверным. Но он тут же поймал себя на мысли что подобные дни трудно чем-то сделать ещё хуже, когда твой внутренний храм разбит, не важно, что твориться вокруг. Он посмотрел на небо, где облака колоссальных размеров сражались друг с другом за право сожрать, солнце целиком. И если утром светилу с трудом удавалось бросать одинокие лучики, то сейчас его диск был тщательно спрятан, за тёмно-серым небесным саваном. Ветер, который неистово метался из стороны в сторону с самого начала дня, продувал Тайхоса насквозь, пронизывал хитон, забирался под церемониальный панцирь, но не приносил с собой холода. Он трепетал одежду и волосы хмурых людей, стоящих вокруг молодого принца, а также бесчисленные тваи, расставленные вокруг. Он посмотрел на стаи белых полотен, хлопающих на ветру как крылья сотен бледных птиц, тщетно пытающихся сорваться с шестов, к которому были прикреплены.
Тваи или Штандарты Сенфоса - блаженного царства мёртвых праведников. Ритуальные похоронные знамёна церкви Милх.
Тайхос видел их только раз, ещё в детстве, когда хоронили деда, на этих же лугах, казалось бессчётные зимы назад. Храмовники, доставали их только тогда, когда в иной мир провожали знатнейших мужей. Они были проводниками для Богов смерти и тлена, которые спускались на землю, забирать с собой из гробниц души усопших праведников. Штандарты Сенфоса, преследовали глупейшую цель, они убеждали скорбящих, что их близкий отныне вечно блаженствует. Но вместе с тем отчетливо давали понять, тем бедолагам которые в глубинах души до конца не верили в смерть родных, что Боги забирают чужое, делают его своим, а своё не отдают никому.
Тайхос будто только сейчас понял где он находиться, хотя прибыл сюда ещё до рассвета. Он подошёл к перилам деревянного помоста, возведенного рабами и посмотрел вниз, в лощину меж двух холмов. Там у подножия, усеянного белыми цветами, виднелся вход в усыпальницу, а перед ней его отец. Он лежал на белых пеленах с накрытым лицом, раны от которых он умер, стёрли с его лика человеческие черты. Вокруг него полукругом стояли жрицы и послушники культов разных Богов. Здесь были молящиеся Хозе, которому молилась все, служащие Ошусу по обычаю с завязанными глазами, поклоняющееся Богам войны, Метедаю и его безумному брату Юхтеду, с раскрашенными красной и серой краской лицами. Между ними кружили служители Милх, творя предсмертные обряды, будто подготавливая трапезу для Небожителей.
Здесь наверху, на помосте, где располагалась вся высшая знать Секхама, все эти действия казались совсем другими. Пения и молитвы, казались ещё прискорбней и жалобней чем должны быть, они походили на стоны или приглушенные вопли. Курения уносились ветром не достигая ноздрей, а краски которыми наносились ритуальные рисунки на тело смывались в неясные, красные и синие пятна. Тайхос сглотнул комок подступивший к горлу и подавил жуткое желание развернуться и уйти, то что он испытывал сейчас он не мог объяснить и себе самому, ведь там внизу лежал его отец. Перед глазами тут же всплывали события которые казалось уже никогда не покинут его, воспоминания, вросшие в кости, ставшие частью твоего внутреннего храма, храма который разорен.
Ад, вот что он вспоминал, не струи и водопады пламени и крови, не раскалённая медная земля, не горящее небеса с которых льётся сера и не воющие в агонии души грешников. Всё это страшило, но лишь на пороге сна, или когда ты и правда был близок к смерти. Нет, он вспоминал город, стены которые казалось трудней взять чем заковать в кандалы море. Вспомнил, холмы вокруг них, усеянные сломанным оружием, сломанными людьми и пепелищами погребальных костров. И карие, тёмные глаза отца в которых читалось бессильные, от того что он не мог взять эти стены. Единственный за всю историю штурмующий Пафамиконы который не смог их взять. Город который не выдержал ни одной осады, раздробил прирождённого завоевателя, его ворота раскололи его отца как орех. Но и это был не ад, как не было его и в воплях, зажаренных в смоле нападавших, или сброшенных со стен, или раздавленных камнями, нет, и даже не в болезнях, голоде дезертирстве и каннибализме, всё это пустяки, спутники войны, назойливые мухи. Ад расцвел позже, после смерти отца, после того как в свирепом отчаяние Тайхос возглавил атаку и понеся чудовищные потери всё-таки взял штурмом стены. Он не праздновал победы, воины не пели песен, и не упивались до полусмерти вином, их царь, лежал накрытый собственным плащом, и ветер уносил от него приторный запах смерти. И только тогда ад засиял всеми своими красками, раскинул свои объятье будто желал приветствовать брата. Город был взят, но как выяснилось позже, основные силы защитников давно покинули его, война кончилась, он не был нужен ни Малой Империи, ни их врагам. Вернее, со времен он абсолютно мирным путём мог бы быть сдан имперцам. Но он был нужен его отцу, как ещё один геройский шрам на груди или боевая царапина на щите. Отец Тайхоса заплатил за это высокую цену, он был принесён в жертву, которой никто не просил. Тогда Тайхос стоял на краю бездны, и она ласково звала его и если бы он был обычным человеком он бы ответил на её призыв. И тогда там внизу возле отца лежал бы и сын. Что есть проще чем просто сбросить с себя груз и отдаться течению.