Был в бане на девятой линии. Уходя, ко мне подошел сзади какой-то господин, хлопнул меня по плечу: «Tiens! C’est vous?!»[1] Я обернулся, несколько времени посмотрел рассеянно. «Простите, я вас не знаю». Он смутился, сказал, что обознался и отошел. Странный такой господин, с какими-то нечеловечески большими глазами, непонятно какого возраста и очень сильно пахнет розой. Мыло, что ли, у него какое заграничное?
27 декабря 1909 года (воскресенье)
Покупал своим подарки. Потратился несколько больше, чем ожидал. Но это уж всегда так. Таня-то будет довольна, можно не сомневаться. А вот мамаша – бог знает.
28 декабря 1909 года (понедельник)
Встретил старого приятеля еще по гимназии. Конечно сразу разговоры, что да как? И что нужно видеться. Он теперь студент. Зовет на вечер к знакомым. Так настаивал, что я пообещал, но пойду ли? Скорее всего, не стоит идти. У него теперь свой кружок, я им не ко двору. А когда-то очень были дружны.
29 декабря 1909 года (вторник)
Стригся у Б. Кажется, плохо подстриг. Ну, да мне и ни к чему красоваться, отрастет.
30 декабря 1909 года (среда)
Записка от Г., напоминает про вечер. Наверное, догадался, что не приду. Настоятельно зовет.
31 декабря 1909 года (четверг)
С мамой и Таней зажигали елку, попели немножко, Таня почитала, да и легли.
1 января 1910 года (пятница)
Целый день слонялся неприкаянный. Вдруг, в шестом часу заезжает Гриша за мной, чтобы вместе ехать к его знакомым. Тут уж было не отпереться. Да и хотел ли я отпираться-то? Только, что это вошло ему в голову обязательно меня тащить? Ума не приложу. Столько не виделись, и, вот, такие дружеские проявления.
На вечере сначала было скучно. Пили шампанское, поздравляли весьма уныло. Сестра хозяйки играла на фортепьяно, кто хотел, танцевал. Затеяли, было, шарады, но быстро кончилось. Я услышал как кто-то тихо сказал: «Демианов наверное». Потом услышал смех и шум в прихожей, и вошли пять или шесть господ в черных пиджаках, все, как мне показалось, друг на друга похожие. Тут и началось веселье. Шум, смех, пение. И веселые сплетни были, и о ком-то из царской семьи даже, и стихи читали и спорили. Я потом только освоился немного и уж тогда разглядел, что один из этих господ ни на кого не похож. Он сел за фортепьяно, такой изящно-тонкий, и заиграл. Я никогда ничего подобного не слышал, это были песенки, очень милые, всего семь или восемь, а может быть, и десять, и каждая продолжала другую, и все они между собой были связаны в одну любовную историю слегка запутанную и странную. Кое-кто подпевал. Я понял так, что изящный господин играет собственное сочинение. Голос у него не сильный, но приятный тенор, и такая трогательно-нежная картавость, которая не раздражает, а напротив ласкает даже слух.
Потом мы сидели друг друга насупротив и улыбались. Он смотрел, смотрел на меня и вдруг говорит:
– Простите, мы, кажется, с вами раньше видались, а имени я не припомню вашего.
Я подумал, как он забавно произносит «простите», «припомню», так это мягко получается у него, нежно даже. А сам молчу как дурак. Смутился, да и не знаю что сказать. А он все смотрит, брови поднял удивленно.
– Что вы?
– Я, видите ли… мы с вами… недавно в бане, по ошибке. Вы, может быть, за другого меня приняли. Вот там и видались. Не вспомните? – Огромные глаза всё смотрят, что-то в них такое, уж мне-то никак не описать. И вдруг расхохотался.
– Tiens! C’est vous! И долго так хохотал, до слез прямо.
– Так будем же знакомы, Демианов. – И я взял в свою ладонь маленькую тонкую руку, теплую в холодных кольцах. – Михаил Александрович.
– Так это вы? – Я все держал руку и смотрел во все глаза. Демианов! – Я о вас слыхал, то есть, читал, то есть, сестра моя очень восхищена.
– Сестра?
– Да. Татьяна.
– Ну, а вы сами?
– Я тоже. Очень.
– Да вы же мне так и не назвались.
И я назвался. Он улыбнулся и сказал что ему приятно. Что уж тут приятного. Я-то растерялся совсем. Вот вам и Демианов. Таня не поверит. Пили шампанского много, затеяли, все же, шарады, с новой компанией очень даже весело разошлось. Уходили вместе, я, Демианов и его одинаковая свита, так я их окрестил. Я почти ничего не соображал. Мы с Демиановым шли под руку и всю дорогу дурачились. Это уж утро было.
2 января 1910 года (суббота)
Голова болела целый день. От Гриши записка. Отчего-то грустно. И пусто как-то на душе. Что-то будет со мной?
3 января 1910 года (воскресенье)
Мама приболела. В церковь сходили с Таней. Всё как всегда.
4 января 1910 года (понедельник)
В театре неожиданно на лестнице столкнулся с Демиановым. Так странно, я, как будто, ждал. То есть, конечно, я совсем не ожидал его увидеть, но почему-то мало удивился. Он сделал большие глаза, а они у него и так большие, и как-то выдохнул мне в лицо прямо: «Это вы?!» Я говорю: «Я здесь уж давно работаю». Он меня на это невпопад, как-то без предисловий всяких, пригласил завтра в «Одинокую кошку». Конечно, я никогда там не был, разумеется, я растерялся, но этого совсем не было видно. Я, небрежно так, сказал, что приду. Если бы я рассказал это Тане, она бы задохнулась от восторга, но мне никому ничего не хочется рассказывать. Рассказывать-то в сущности нечего, и ничего такого особенного со мной не случилось. Возможно, пока не случилось?