Выбрать главу

- Может, если я стану музыкантшей, синьор Карабас разрешит мне выступать на сцене...

– На сцене? О, представляю себе, как Роза и Принц объявляют: “Следующем номером нашей программы – великая музыкантша на лютне – кукла Вишенка!” – кривляясь, провозгласила лиса. Потухшие глаза Искры начали разгораться огнём: – Вишенка? Ты имеешь в виду мой нос? – Смотри-ка, догадливая, хоть и ноги разные! – продолжала издеваться Алиса. – Лучше не смейся надо мной! – Искра рванулась было, но верёвки не пустили её. – Да ты не сердись, не сердись, милая! – Алиса погладила её по патлатой голове, затем с брезгливой миной на лице вытерла руку о подол своего платья. – Ну, не хочешь быть Вишенкой – можно назвать тебя Сливой. Только тогда твой носик придётся перекрасить в синий цвет! А если в жёлтый, то вовсе тебя можно Абрикосиком сделать! – Заткнись!!! – глаза Искры округлились и огонь в них горел, как в раскалённой печке. – Не смей издеваться над моим носом! – Ах, простите, простите, синьора Вишенка! – Алиса качнулась в глумливом поклоне. – Уж никак не думала, что вы не любите фрукты! А может, вам по вкусу овощи? Как вам нос картошкой или помидоркой или огурчиком? – Развяжите меня!!! – закричала Искра. Шушара было вновь сделал попытку развязать её, но лиса отпихнула её в сторону: – Только попробуй! Пусть так лежит до утра! А утром я сама её развяжу. И не вздумай меня ослушаться, крыса, иначе я расскажу синьору Карабасу, что ты без его разрешения отгрызла кукле пальцы, что она чуть не сдохла и синьор чуть не потерял служанку! Посмотрим, останешься ли ты после этого в его доме! Алиса снова затолкала кляп в рот Искре и завязала рот платком. Затем затащила скамейку в кладовую со старой рухлядью – здесь связанную куклу обнаружили бы не скоро и вряд ли услышали бы её мычание, которое она пыталась издавать. Кукле на самом деле пришлось пролежать связанной до утра. Тело её затекло невыносимо, к тому же, всё ещё болели руки после того, как с них сгрызли лишние пальцы.

====== Глава 11. Ты опозоришь мой театр! ======

Она не спала всю ночь и поняла, что наступила утро по истошному воплю Карабаса:

– Где мои тапочки?! Где моя скамейка для ног?! Где мой завтрак?! Искрррррра! Где эта подлая девчонка? Я эту негодяйку посажу на одну ладонь, а другой прихлопну! Когда лиса, наконец, отвязала её, Искра бросилась к хозяину театра, намереваясь оправдаться, почему она не могла прийти на его зов сразу. Но Карабас был в такой ярости, что не захотел её слушать и отвесил ей такую затрещину, что её снесло с ног, она перекувырнулась через фарфоровую голову и угодила прямо в очаг, в котором, по счастью, ещё не был разведён огонь. – Сейчас же готовь мне завтрак! – прорычал Карабас. – Мне нужна скамейка для ног и мои тапочки. Вычистишь мою одежду, выстираешь кальсоны. И поживее, а то так дам больно!

Искре пришлось приняться за работу и от этого руки со свежими ранами у неё болели нестерпимо.

Но, по счастью, у кукол всё заживает быстрее, чем у людей, то через несколько дней Искра могла уже не просто трудиться, не испытывая адской боли, но и обучаться игре на лютне. Она делала это, закончив всю работу по дому и запершись в кладовке с хламом, чтобы никто ей не мешал и не насмехался, услышав, чем она занимается. Однако, лиса Алиса умудрялась обнаружить её и там. Она просовывала в кладовку свой длинный острый нос и издевалась: – Посмотрите на неё, на нашу великую музыкантшу! Она думает, что если у неё теперь пальцев столько, сколько нужно, она научится играть! Может, поучишься ещё и танцевать на своих ножках? Вот это будет номер, так номер! Искра никак не могла найти в себе силу воли не обращать внимания на эти насмешки, она злилась, ругалась и иногда, потеряв терпение, швыряла в лису каким-нибудь предметом. Но никогда не попадала: та успевала увернуться. И всё же Искра сумела выучиться играть на лютне и довольно неплохо. И, конечно, поспешила к Карабасу-Барабасу продемонстрировать то, чему она научилась. Поначалу Карабас-Барабас даже не пожелал её слушать: – Зачем мне твоя лютня? – надменно косился он на куклу. – В моём оркестре уже есть музыкант на струнном инструменте – кукла Винченцио. И к чёрту, и к дьяволу, и никаких лютней! Но Искра умоляла чуть ли не на коленях прослушать её и Карабас, наконец, согласился. Кукла поиграла немного и ему пришлось согласиться, что игра её довольно неплоха. – Только на сцену я тебя всё равно не пущу, – заявил он. – Ты не можешь появиться на сцене с таким носом и такими ногами. Ты опозоришь мой театр! Нас не будут принимать всерьёз. Но твой талант не пропадёт даром. Ты будешь развлекать меня лично после обеда! Искра расплакалась: – Синьор Карабас, я так хочу выступать на сцене! Можно сказать, что кроме этого мне больше и желать нечего! Если бы вы знали, что я вытерпела ради того, чтобы выучиться играть на лютне! Мне мешали лишние пальцы и я попросила крысу Шушару отгрызть их! – Да? – надменные глаза Карабаса-Барабаса в миг ожили. – Тебе было больно? – в глазах его появилось выражение предвкушения услышать что-то очень приятное. Он очень любил, когда кому-то было больно. – Конечно, синьор! Просто не передать, как больно! – Должно быть, это были муки, равные адским? – Так и было, синьор, так и было! – Это хорошо! – Карабас-Барабас довольно улыбнулся. – А то я терпеть не могу, когда кто-то живёт слишком легко и ему не бывает больно. Слёзы из глаз Искры полились ещё обильнее. Она потянула носом: – Так что, синьор, я буду выступать на сцене? – Нет! – рявкнул он. – И к чёрту, и к дьяволу, и убирайся прочь со своими соплями! Однако, Искра сдаваться не собиралась. Она решила доказать, что она может выступать на сцене, что она настолько талантлива, что способна понравиться зрителям даже с таким носом.

====== Глава 12. У Искры открываются новые таланты ======

Она даже сочинила стихи и балладу, которая называлась “Гибель мухи”. Она звучала так:

Летала себе по лугам, по полям

Муха, не ведая зла.

Но вот, свернула к людским домам –

И там погибель нашла.

Она залетела, крылом трепеща,

С ветром в чужое окно,

И там заметалась, покушать ища –

И там стояло ОНО...

Варенье, сверкая красой неземной

Стояло себе на столе.

Для мухи хватило б его не одной,

Чтоб есть его множество лет.

И вот на погибель уж муха летит,

Садится вазы на край,

Варенья пресладкого хочет попить,

Вкушает заманчивый рай...

Но рая земного коварна стезя:

В варенье мухе увязть...

И выбраться к жизни никак уж нельзя,

Осталось только пропасть!

Она утонула в сиропе, увы,

Погибла в расцвете своём!

Уже для неё не споют соловьи,

И солнце не греет лучом!

Когда она спела балладу куклам, они пустили слёзы по печальной судьбе мухи.

Не зарыдали только Роза и Принц, но этого никто не заметил. В глубине своих душ они позавидовали Искре, что у неё, такой несуразной внешне, обнаружились таланты – и музыкантши, и поэтессы, и композиторши и певицы. Правда, пела она не так сильно, как Канарина, но и безголосой её назвать было нельзя. А у Розы и Принца так никаких способностей не открылось! И этого они Искре простить не могли.

– С такой песней вполне можно выйти на сцену! – рассудительно заметила Квадратная Донна, сморкаясь в платочек. – Даже очень, очень хорошо! – эта добрая кукла относилась к Искре лучше других. – И мы могли бы выступить с Искрой дуэтом! – добавил Винченцио. – Ведь у гитары и лютни разное звучание, мы могли бы дополнить друг друга и этим обновить репертуар. А то старое уже зрителям поднадоело! Мы даём им только то, чему нас обучил ещё маэстро Джоакино, а надо бы что-то посвежее. – Ну, вот что, Искра, ступай-ка ты к синьору Карабасу, да покажи ему, какую ты песню сочинила! – посоветовала Квадратная Донна. – Хватит уж тебе только полы драить, да торчать у плиты! Искра решила последовать её совету. Когда Карабас-Барабас прослушал балладу в её исполнении, он не мог не признать, что баллада эта была хороша, и Искра исполнила её впечатляюще. Но на сцену он её выпускать не собирался: – Ты думаешь петь трагическую песню в то время, как зрители будут помирать от смеха из-за твоего носа и вывернутых ног? У меня серьёзный театр, а не балаган! – Синьор, но зрители так давно не слышали ничего новенького со сцены! – Ничего, и так сойдёт! Главное – живые куклы. Главное – чудо! А ты на чудо никак не походишь. То есть, конечно, походишь, но в плохом смысле. Так что ступай-ка, займись делом. Приготовь-ка мне на ужин спагетти!