Обычно Геннадий Родионович не ленился подняться на мост, но сегодня остановился озадаченный. В заборе, буквально на днях восстановленном и укрепленном приваренными поверху стальными уголками, не хватало не одной, а целых двух плит!
«Мощны у нас локомотивы», — успел с ноткой гордости подумать Геннадий Родионович, прежде чем его внимание было привлечено кучкой людей по ту сторону ограждения.
Любопытство пересилило.
— Тут он прошел, значит, — донеслось до слуха.
— Простите, кто прошел? — задал Геннадий Родионович вопрос раньше, чем рассмотрел вестника происшествия.
— Кто, кто… — На отвратно небритой харе из-под кепчонки неожиданно ярко блеснули восторженные глаза. — Сельхозавр, ясен пень! Гля, чего на путях делается! Во, блин! Не, ты гля!..
Геннадий Родионович споткнулся. Сказавши «а, ч-черт!», поглядел под ноги. Тут же выяснилось, что обе недостающие плиты лишь немного изменили дислокацию — лежали себе рядышком на земной поверхности, а не скакали на привязи куда-то в сторону Воронежа.
Неужели и вправду сельхозавр?
На путях было неладно. Не лязгали капканы стрелок, не катились с горки вагоны. Вагоны — три штуки — лежали на боку, и нечто белое, бесформенными кучами вывалившееся из них, было залито мазутом из притулившейся рядышком — тоже на боку — черной цистерны.
— Унитазы, — жизнерадостно сообщил небритый весельчак. — Охренеть. Все вдребезги. Это цистерна в них въехала, я видел. Кто-то стрелку не туда перевел, может, сам сельхозавр…
— Цистерны нельзя пускать с горки, — блеснул эрудицией Геннадий Родионович.
Небритая харя обиделась.
— А сельхозаврам можно по городу шляться? А по путям им можно? Выдумали, блин, заразу на нашу голову! Прикинь, а? Людям, значит, нельзя, а этой нечисти можно?..
— Точно, — легкомысленно подначил Геннадий Родионович. — Чужим можно, а нам нельзя. Понаехали тут из деревни, понимаешь…
Харя обиделась всерьез.
— Сам ты понаехал! А ну, вали отсюда!
Рассудив, что ответная колкость была бы сейчас не к месту, Геннадий Родионович счел за благо прикинуться, будто как ни в чем не бывало продолжает путь, и свернул к мосту. Сверху последствия аварии были видны даже лучше. Вокруг черного и белого брезгливо суетились какие-то люди — не то путевые рабочие, не то охотники до бесплатной сантехники. А может, и то, и другое.
Распоясались сельхозавры, осуждающе подумал Геннадий Родионович. В блоках городских новостей редкая неделя обходилась без сообщений о визите бродячего сельхозавра в городские кварталы и о мерах по вытеснению его за городскую черту, а то и об уничтожении.
И чего сельхозавров в город понесло?.. Загадка века. До сих пор, вон, пишут, что перепрограммирование их — дело самое простое. Может, вирус гуляет?..
В воображении немедленно возникла картина: толпа, с гиканьем бьющая хакера. Картинку Геннадий Родионович прогнал, но остался в недоумении. Ну, допустим, вирус. Такой, что за полгода (или когда там за сельхозаврами была замечена тяга к городам?) не выявлен и не укрощен? Быть того не может. Может, все-таки дефект конструкции?
Слово «конструкция» применительно к сельхозавру Геннадий Родионович даже мысленно произносил с отвращением. Конструкция бывает у механизмов, а у этого конгломерата нанороботов что? Структура? Недостаточное слово. Что вносит порядок в хаос монад? Конституция какая-нибудь, что ли?.. Ага. Спросить бы у колонии вольвокса — есть ли у нее конституция или она живет в добропорядочной анархии по Кропоткину?
Мысль развеселила. Геннадий Родионович зашагал бодрее. По ту сторону желдорузла стало совсем легко — и в первую очередь потому, что здесь не жил никто из учеников. Отсюда начиналась свобода. Здесь можно было выругаться или звучно, чтобы прохожие обернулись, плюнуть на асфальт. Не хочется — не делай, но не дорожить свободой странно.
Миновав забор с табличкой «Строительство ведет СМУ такое-то, прораб Я. Я. Обсценный-Табуиров», Геннадий Родионович вновь увидел сельхозавра. Тварь находилась в конце улочки, занимая всю проезжую часть, и двигалась, по-видимому, к проспекту. Ага. Стало быть, жди ликвидаторов. Поспешить бы, не то как раз улицу оцепят…
С другой стороны — черт тянул лично посмотреть на ликвидацию. Телевизионщикам доверия не было. Поучаствовав однажды в несанкционированном митинге и не приметив на телеэкране своей физиономии в вечернем блоке новостей, а обнаружив вместо нее всякие отвратные рожи, Геннадий Родионович испытал одновременно радость от того, что не придется назавтра объясняться с директором, и горькое разочарование: хоть часть правды да обязательно скроют от народа!
Сельхозавр, надо полагать, был тот самый, что недавно прошествовал мимо школы. Крупный экземпляр, ему бы плуг тянуть по целине. Еще недавно пресса взахлеб писала о сельхозаврах — гениальное, мол, творение нанотехнологов. Побочных эффектов никаких, а пользы целый вагон: надежны, послушны радиокомандам, могучи, неприхотливы, не нуждаются в заправке, обладают достаточным интеллектом, чтобы не пахать асфальт, не сажать в грядки цыплят вместо лука и не обмолачивать фермеров… А сколько людей и ресурсов удастся высвободить для более разумного применения, чем производство тракторов и комбайнов!
Рабочих тракторных гигантов, понятно, никто не спрашивал, понравится ли им оказаться за воротами, но и движения новых луддитов не возникло. Нефтепродукты упали в цене, продовольствие тоже. Взрывообразно появилось множество анекдотов про сельхозавров. Эстрадные комики растерялись. И без них, причем вполне серьезно, сообщалось о работах по созданию сверхэкономичных тундровых сельхозавров — оленьих пастухов, сельхозавров болотных ради поимки лягушек для ресторанов и сельхозавров-пасечников, неуязвимых для укусов пчел и доставляющих нектар с цветов прямо в улей.
Как всегда, японцы успели раньше. Правда, их опытная модель сельхозавра-пчеловода, натренированная убивать колоссальных японских шершней, идентифицируя последних по их величине, перебила немало воробьев и других мелких птах, но кто сказал, что в новом деле всегда обходится без накладок? Сообщалось также, что будто бы в Австралии сельхозавр-стригаль оголил не только овечью отару, но и наблюдавшую за его работой группу туристов. Иск подали все: женщины — из-за утраты красоты, мужчины — оскорбившись тем, что их приняли за баранов.
Мир хихикал.
Но и восхищался тоже. Брезжила новая эра. «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!» — проклинали недругов древние китайцы. Вышло, что прокляли все человечество. Хотя можно предположить, что наиболее прозорливыми из них, догадывавшимися, что когда-нибудь людям уже не придется горбатиться на рисовых полях, просто-напросто двигала низкая зависть к потомкам.
Ровно ничего не сообщалось о конгломератах нанороботов военного назначения. «Секретят», — пожимал плечами любой, кто слыл информированным. Вообще-то Геннадию Родионовичу было не вполне понятно, почему научить боевого сельхозавра (боезавра? дракоида?) отличать своих солдат от солдат противника труднее, чем брюкву от морковки. Помехоустойчивость у них, что ли, ни к черту? Или коварный супостат может не только поставить глушилку, но и вообще перехватить управление? Тогда, конечно, да…
В промышленности сельхозавры тоже не привились. Какое-то время говорили о пожирающих бокситы дюралезаврах для цветной металлургии — потом перестали. С транспортными мотоцерапторами тоже дело не пошло. Ареалом нанотехнологических чудищ оставалась сельская местность.
За исключением ненормальных экземпляров, для чего-то лезущих в город. И тем активнее, чем город крупнее.