И вдруг все кончилось. Геннадий Родионович поморгал, слепо поводил перед собой руками, решился вдохнуть и понял, что жив. Напротив шумно дышал Рыбаба — вид обалделый, глаза набекрень. А сельхозавр — сельхозавр уходил прочь, и трусливо прятался от него за урной старикашка по кличке Гулкий Пень. Уф-ф, обошлось!
На всякий случай Геннадий Родионович ощупал себя и никаких изменений в организме не обнаружил, исключая испарину и сердцебиение. Расческа и мобильник во внутреннем кармане пиджака оказались на месте, мелочь и ключи в брючных карманах — тоже. Похоже, сельхозавр, хоть и чокнутый, не страдал клептоманией.
Шумно, с облегчением, выдохнуть и заулыбаться было самое время. Геннадий Родионович так и сделал. Оставалось еще решить, кем считать себя — храбрецом или трусом?
Наверное, все-таки храбрецом. Побывать внутри сельхозавра — надо же! Нет, точно герой. Кто там будет разбираться, отчего не сбежал, хотя время на это было! Постепенно и сам забудешь кроличье свое поведение. Память — хорошая штука, избирательная и щадящая.
Геннадий Родионович издал смешок.
— В носу щекотно, — пожаловался Рыбаба. — Вдохнул этой дряни, что ли?
И оглушительно чихнул на шахматную доску. Да так, что качнулся зажатый в угол белый король.
Геннадий Родионович поморгал, не веря глазам. На доске стояла матовая позиция — тот самый мат конем и слоном, редкое и потому мало кем знаемое наизусть окончание.
— Мат, — упавшим голосом проговорил Геннадий Родионович.
— Где мат, почему мат? — заволновался Рыбаба. — Не так же стояло… А! Это ты фигуры переставил!
— Когда?
— Когда сельхозавр на нас наполз! Когда я зажмурившись сидел!
— А я что, по-твоему, делал?
— Фигуры двигал!
— В этом киселе?
— Вот-вот! Воспользовался тем, что ничего не видно, и переставил! Бендер! Химик ты, а не физик! Жулик!
Рыбаба плевался и махал руками. «Ничья была!» — кричал он, по-видимому, напрочь позабыв о пережитом ужасе.
Оправдываться перед Рыбабой было бессмысленно, а орать в ответ — терять лицо. Геннадий Родионович стал молча сгребать фигуры. Так и расстались — каждый при своем мнении и сильно недовольные друг другом. Хотя Рыбаба, пожалуй, симулировал недовольство, а на самом деле ликовал. Как же — добился ничьей. Да еще уличил «физика» в мухлеже!
Где-то неподалеку, кварталах, пожалуй, в двух, дурным воплем завыла сирена — подоспевшие на чей-то вызов ликвидаторы брали сельхозавра в кольцо по всем ликвидаторским правилам.
— Зайди ко мне, — бросил на ходу директор школы.
За окнами директорского кабинета все еще держалась осень, мало-помалу теряя золото, отбиваясь от зимы последними погожими деньками и делая вид, будто не собирается сдаваться.
А придется. Куда она денется.
— Слушай, — сказал директор, изгнав из кабинета секретаршу, — ты что из себя шута корчишь?
— Виноват, не понял. — Геннадий Родионович поморгал.
— В сельхозавре он был! — буркнул директор. — Вся школа знает. Оно нам надо?
— Но я действительно…
— А хоть бы и так! Допускаю, что не врешь. Верю, был ты внутри сельхозавра, с тебя станется, а болтать-то об этом зачем? Теперь в школе только и разговоров, что о тебе. Мне донесли: кое-кто из учеников мечтает повторить твой подвиг. А если с придурком что случится — кто будет виноват?
— Министерство сельского хозяйства, — угрюмо пробубнил Геннадий Родионович.
— Я буду виноват! — взрыкнул директор. — Я и классный руководитель. И если придурок будет из твоего класса, я тебя покрывать не стану, даже не надейся. Кому хоть разболтал-то?
— Да так… двоим-троим.
— А конкретнее? Колись, не тяни.
— Зое Леонидовне, — раскололся Геннадий Родионович, чувствуя себя негодяем. Миниатюрная биологичка Зоя Леонидовна ему нравилась. Не настолько, чтобы вновь надеть на шею супружеский аркан, но все же…
— Нашел кому! В общем, так. Скажешь, что разыграл ее. Не ей скажешь, а кому-нибудь из педколлектива, у кого язык тоже вроде помела. Клин клином. С хиханьками скажешь. Зоя Леонидовна на тебя обидится, но ты сам виноват. На вопросы остальных отвечай серьезно и с честными глазами: выдумки, мол, не было ничего такого. Это первое. Чтобы сегодня же провел со своим классом разъяснительную беседу об опасности бродячих сельхозавров, а с остальными классами — в течение недели. Проведи и сделай об этом запись в классном журнале, чтобы документ был. Уяснил задачу?
Пришлось кивнуть.
— Это второе. А вот третье: тебя еще куда следует не вызывали?
— Н-нет…
— Вызовут, — посулил директор. — Думаешь, сельхозавры зачастили в город спроста? Как бы не так. Это глобальным терроризмом попахивает… А ты что… раньше не по этой части работал?
— По террористической? — дерзнул съязвить Геннадий Родионович.
— По сельхозавровой! По нано… ну, по этим самым.
— Никоим боком. Я по прежней специальности оптик-расчетчик.
— Тогда очки надень, оптик! Живешь, как ничего не видя…
Это Геннадий-то Родионович ничего не видел? Три раза ха-ха. Побывав внутри коллоидной туши, умеющей вдобавок ко всему играть в шахматы, Геннадий Родионович крепко насторожился. Чувствовал: что-то будет. Всякий российский человек нутром чует близость перемен к худшему, но не всякий цепенел от ужаса в движущемся киселе, и не всякий видел поставленный киселем мат на шахматной доске. Геннадий Родионович чувствовал, что имеет фору перед остальными. Это скорее тревожило, чем радовало. Тот, кто с детства привык считать себя лохом и неудачником, всегда подозревает, что, как бы далеко он ни вырвался, на финише его все равно обойдут. И заранее мирится с этим.
Кроме данного случая.
Ибо на кону не деньги и не карьера. На сей раз на кону стояло нечто большее. Геннадий Родионович понял это сразу, как только увидел не им поставленный мат конем и слоном.
Он отказался от вечерней банки пива и перестал играть в шахматы с Рыбабой. Больше не развлекал оболтусов физическими опытами. На переменах был рассеян, а на уроках свирепствовал с холодно-отстраненным видом, как Аракчеев.
Дома листал журналы. Искал тематические сайты и просматривал их досконально, вплоть до форумного бреда. Ползал по блогам знатоков проблемы, впитывая сведения, консервированные в соплях и желчи, и дивился на блогеров, языкастых, как хамелеоны, сентиментальных, как тургеневские барышни, и ядовитых, как гремучие змеи. Звонил прежним коллегам по НИИ, прося маяков в информационном поиске. Морщил лоб и тихо ругался, тщетно пытаясь разобраться в управляющих программах для сельхозавров. Перерыл в кладовке старые книжно-журнальные завалы, обросшие пылью, словно мхом. Попадались перлы вроде «Ветеринарного устава СССР» и «Правил складирования жидких и сыпучих материалов». Откуда сие взялось, Геннадий Родионович не помнил, хоть убей, но и в этот раз не понес на помойку ненужное. Одинокий мужчина вовсе не неряха — ему просто некогда заняться приборкой.
Попадались и материалы по теме — большей частью старые и наивные, но и в них могла крыться подсказка к разгадке. Геннадий Родионович решал проблему.
Откуда сельхозавр мог знать правила игры в шахматы? Зачем они ему, предназначенному для банальных сельскохозяйственных работ — таскать плуг и борону, убирать с поля камни, сеять, выпалывать сорняки, связывать атмосферный азот в удобрения, убирать урожай и все в таком роде? Конечно, он не совсем глуп и не спутает овес с овсюгом, но для этого не нужен интеллект. Псевдоинтеллекта — и того многовато.
Может, кто-то из программистов вложил в него ненужное умение просто как тест?
Спустя две недели информационного поиска Геннадий Родионович ответил на этот вопрос отрицательно. Тогда что? Атака хакеров? Участившиеся визиты сельхозавров в города по всему миру еще можно было с грехом пополам объяснить вирусом, но только не шахматную игру. Разве что какой-нибудь совсем уж сумасшедший хакер-шутник-извращенец?..