Где же он сам?
Нет его.
Звук, который уже некоторое время терзал его уши, дошел до сознания. Дверной звонок. Тили-бом-бом-бом… тили-бом…
— Никого нет дома, — вслух сказал Андрей.
Подошел к двери. Не глянул в глазок. Открыл.
Вика улыбалась так отчаянно, что с одного взгляда было ясно — сейчас разревется. Она была в рискованном мини, на высоченных каблуках. Пакет из ближнего супермаркета Вика держала на отлете, подальше от ажурных колготок. Имидж довершали черная тушь, которой Вика нещадно обмазала карие глаза, и настырно-алая помада — ни то, ни другое не шло ей абсолютно.
«Ого, — подумал Андрей. — У девушки трагедия».
Он не испытал сочувствия, ничего не испытал, хотя, признаться честно, Вика ему нравилась… Раньше, в прежней жизни, до джера. Но парадоксальным образом чужая едва сдерживаемая истерика погасила его собственный психоз. Девушке надо помочь? Вот и ладно. Андрей знал, что делать.
— Вика, солнышко!
Он схватил ее за руку, втащил через порог, отнял тяжелый пакет — внутри недвусмысленно звякнуло, повлек за собой в комнату, очень натурально смутился — прости, неубрано, сейчас я порядок наведу, поставь пока музыку, какая тебе… И все это — не умолкая ни на минуту, так что получалось, что Андрей ужасно рад ее приходу, и страшно смущен ее появлением, и хочет свою смущение спрятать за многословием, а того, что Вика вся на нервах, не замечает по вечной мужской нечуткости. И Вика уже отвлеклась, слезы не просятся из-под туши, ей даже слегка неловко от того, что Андрей, как видно, давно ею заинтересован — а она о нем вспомнила лишь в кризисный момент, и теперь уже Вика начинает говорить громче, чем надо, и…
— Ой, Андрей! Почти забыла… Там же в пакете!..
Ну да, конечно. Ситуация требует выпить.
Андрей послал Вике очередную кривую ухмылку, долженствующую обозначать улыбку смущения, и выскочил в коридор. Взял пакет, заглянул — ого, коньяк, ноль семь коньяка, не сухарик какой-нибудь для изнеженных дам-с…
Он замер на пороге, как перед прыжком в ледяную воду. Больше всего Андрею хотелось сейчас развернуться, выбежать из квартиры и…
И что?
Куда бежать?
«Я должен помочь двум людям, — твердо сказал себе Андрей. — Ей помочь. И себе. Я же понимаю, зачем она пришла… Ей это нужно. И мне — нужно».
Лучше ему не стало. Наоборот, сделалось окончательно тошно.
«Ладно, — сдался Андрей. — Но если я уйду сейчас, она же с ума сойдет… Пусть я козел, но не настолько. Надо поговорить хотя бы».
Ему стоило заметного усилия переступить порог.
Вкрадчиво-эротически пела Милен Фармер, еще молодая, в записи прошлого века.
Вика сидела на диване, поджав ноги, и так-таки ревела.
Андрей разозлился.
Оставил, блин, на минуточку…
Он молча взял стаканы, налил коньяк, уселся рядом с Викой, протянул один стакан ей. Девушка подняла на него страдальческий взгляд. Опухшие глаза под расплывшейся тушью показались Андрею странно красивыми. Может быть, потому, что страдание там, внутри, было искренним.
— Спасибо, Андрюша, — шепнула Вика. — Ты такой… Ты все понимаешь…
Андрей ощутил себя настоящей сволочью.
Причем замечательно было то, что каждый следующий шаг — хоть влево, хоть вправо, хоть прямо, хоть назад… особенно назад! — делал его сволочью еще большей. Оставалось расслабиться и пить коньяк.
Коньяк был хороший.
Комплекс упражнений в постели тоже прошел неплохо.
Но сначала Андрей выслушал то, о чем и так догадался. Таракан… то есть Толик… в общем, они ссорились несколько раз, а потом так сильно поссорились, что она уже думала — всё между ними кончено. Но он позвонил и вроде бы стал извиняться, а потом замолчал на полуслове и бросил трубку. Она наступила на гордость, приехала к нему — ну дура, конечно, дура, но ей показалось… мало ли что, вдруг ему стало плохо, он так странно говорил — и нашла дверь открытой, а его спящим! Он просто заснул посреди разговора! Уже этого хватило бы, но она еще на что-то надеялась, они договорились на завтра встретиться в метро, она прождала его два часа, сквозняк, толпа равнодушных чужаков вокруг, у нее разболелась голова, а трубку он не брал… Она больше не хотела ехать к нему домой — никогда, но поехала — и он не открыл ей дверь! Он через дверь сказал ей, что она… и вообще… и может идти…
Вика разревелась окончательно и безвозвратно. Андрей потащил ее умываться. Потом они оказались вдвоем под душем. Оттуда перебрались в постель.
Все было нормально.
«Славная девчонка, — думал Андрей, исполняя положенные телодвижения. — Нормальная. Несчастная. Красивая. Толик — гад, придурок полный. Влюбиться бы мне в нее. Или просто так жениться. Работу новую найти или хоть на старую вернуться. Жить как прежде…»
Мысли, слова, действия — не помогали.
Сью стояла у него перед глазами, как мадонна.
Глубоко внутри, в средоточии его существа, сиял божественный младенец Джер.
К вечеру оказалось, что Вика никак не может остаться на ночь, ну никак. Семейные проблемы. Андрей сокрушался сдержанно, боялся переиграть, но Вика ни в чем его не заподозрила. Андрей вызвал такси, Вика на прощание улыбалась ему и целовала так благодарно, что он перестал заморачиваться и с легким сердцем выбросил из головы и все, что между ними было, и саму Вику.
Следующее такси отвезло его к Сью.
Ехать пришлось кружным путем, центр был наглухо перекрыт — то ли праздник очередной, то ли демонстрация, тоже очередная… таксист сказал ему, Андрей среагировал дежурной, к случаю, репликой и тотчас забыл. Водила был явно не прочь поговорить — чего Андрею сейчас ничуть не хотелось. Пресекая попытки общения, он отвернулся в окно.
Город показался ему незнакомым.
Вечер вползал на улицы нехотя, словно знал — ему не дадут реальной власти, он не более чем консорт при правящей королеве-рекламе. Повод зажечь огни вывесок и подсветку билбордов.
Вертикали домов словно теряли четкость, уходили в тень, на задний план, а на переднем бушевал электрический хаос рекламы. Этот город был Андрею чужд.
Совсем недавно — неужто дни прошли, а не годы? — он, мотылек в числе других мотыльков, летел на призывный свет кафе или бара запивать вечерним пивом бездарно прожитый день.
Нет, город был прежним. Это Андрей смотрел на него чужим взглядом.
Но чьим?
Он был собой сейчас, собой, не Джером, и он не собирался больше превращаться в этого…
Андрей не закончил мысль. Не знал — как.
И если он не хочет иметь ничего общего с джером… так чёрта ли он едет к Сью?!
Точнее — уже приехал.
Андрей вылез из машины злой, растерянный, напрочь в себе запутавшийся и первым делом обрел убеждение, что это — не тот адрес. Дом выглядел нежилым. Подъезд заколочен был в доску еще при социализме, если не при самодержавии. Второй этаж, где он помнил квартиру Сью, нес следы пожара, три окна были окантованы копотью. Руины какие-то… Может быть, не второй этаж? Но уж точно не третий, третий последний, он бы запомнил. И не первый, потому что шли тогда вверх не один пролет, и на поворотах оказывались тревожно близко — а он всё не решался обнять Сью.
Во дворе было совсем темно. Ни одно окно не светилось.
— Бред какой! — громко сказал Андрей.
Что теперь?
Он повернулся и медленно пошел к подворотне. В тот момент, когда он оказался под сводом, на улице зажегся фонарь.
Андрей остановился.
Здесь был Джер.
Белой аэрозолью на отсыревшем бетоне была нарисована дверь. Приоткрытая. Как обещание, как возможность.
Что-то запищало внизу, буквально под ногами Андрея. Он глянул. Крошка-котенок, такой тощий, что был бы прозрачным, не будь он совершенно черным, смотрел на него, задрав голову, и мяучил. Огромные глаза его светились. Андрей наклонился, подхватил невесомое тельце, усадил котенка на сгиб локтя.
— Ну и зачем ты мне? — спросил Андрей с укоризной.
Котенок не знал.
— Черный кот, белая дверь, — сказал Андрей. — Стильный сюр. А разговаривать вслух с самим собой — это, знаете, нехороший признак…
Вдруг он все понял.
Адрес был верный.
Просто вход был не со двора, а с улицы. С другой, не с этой, куда вела подворотня.