— Ёрш! — сказал Андрей. — За что?
— Настоящий Джер не тот, первый, — медленно сказала Сью. — Мы все — настоящий Джер. Коллективный художник. Я так думать. Оригинал Джер — только стартер. Мы… нынешний человек жить в мегаполисах. Мегаполис ужасная вещь, жестокая, злая… как сказать? Не-человеческая?
— Бесчеловечная, — подсказал Андрей.
Сью поблагодарила его быстрой улыбкой.
— Да, — кивнула она. — Бесчеловеческая. Андрей? Ты уже слушать теперь, пожалуйста. Я хочу объяснить как по-моему.
Суть гипотезы Сью — а это была гипотеза, продуманная и логически выстроенная, — заключалась в том, что новое время должно породить новый тип творца и искусства. Мегаполис — это муравейник. Новое искусство — искусство муравейника, новый творец — коллективный.
Первой волну подхватила музыка, и родилось искусство караоке. Да, можно назвать его жанром, а можно — лишь развлечением, но если вдуматься… Что заставляет разных людей, более или менее сносно поющих, не просто петь, а пытаться встроиться в одну и ту же фонограмму? Изо всех сил — и в меру способностей — копировать манеру и даже голос певца? Это не что иное, как инстинкт муравейника. Коллективный исполнитель хочет явиться в мир мегаполиса.
Следующей стала литература, и помог тому интернет. На просторах всемирной паутины родилось новое литературное явление — сетевой конкурс.
Андрей честно сказал, что представления не имеет о сетевых конкурсах. Сью объяснила.
Разные люди одновременно, в краткие сроки, пишут рассказы на одну и ту же тему. Спектр участников — самый широкий, от признанных творцов до безвестных графоманов. Формально цель конкурса заключается в выборе рассказа-победителя. Но результатом действа в целом становится коллективное произведение коллективного же автора. А единичные рассказы, вырванные из контекста конкурса, кажутся несамостоятельными и однобокими. Даже мастерски написанным вещам, если взять их отдельно, чего-то не хватает. Чего? Видимо, других граней этой темы, рассмотренных коллективным писателем.
Впрочем, еще до интернета в литературе — или около нее? — появился такой специфический жанр, как фанфик. Произведения, написанные в уже созданном кем-то мире, сиквелы и приквелы, версии и варианты. Однако с фанфиками вопрос коллективного и индивидуального творческого начала был довольно запутанным, о чем Сью поведала с нехорошим азартом кладоискателя, и требовал отдельной разработки. Андрей про фанфики знал ровным счетом ноль, к внутренним коллизиям современной литературы был равнодушен — так что он нетерпеливо закивал в знак понимания, чтобы Сью не отвлекалась от основной линии.
Согласно ее гипотезе, в процессе становления нового типа творца особая роль отводилась технологии.
Чем дальше наша цивилизация идет по пути развития технологии, тем менее человеко-ориентированной становится среда обитания человека. Город окончательно превращается в муравейник. Отдельная личность не значит ничего. Совсем ничего. Индивид незаметен.
Психоматрица — это средство воспроизведения личности в таких масштабах, когда она опять становится заметной.
Технология, уводя человека от привычной человечности, дает средства для новых типов самовыражения. Только выражает себя уже не прежний индивидуальный индивид, а коллективный индивид, как бы ужасно это ни звучало.
Джер стал первым настоящим творцом в эпоху нового искусства. Что-то в первом из Джеров, том самом, с которого сняли матрицу, вызвало резонанс и породило коллективного Джера. То, что первый творец оказался художником, граффером, — случайность, конечно. Мог бы оказаться танцором, и тысячи людей на площадях и улицах мегаполисов истово исполняли бы одни и те же фигуры танца, копируя пластику оригинала и повторяя его взлет души…
— Флэш-моб, — сказал Андрей. — Договариваются люди в одно и то же время… Ой, прости, я тебя перебил.
— Нет, — сказала Сью. — Я договорила уже. Вот так я думаю. Понимаешь?
— Понимаю, — медленно сказал Андрей. — Но…
Сью излагала убежденно и оттого убедительно. Однако описанная ею ситуация Андрею ничуть не понравилась. Отнюдь ему не стремилось быть муравьишкой, запчастью коллективного творца. Напротив, сегодня он особенно остро ощутил свою отдельность от толпы.
— Я думаю иначе, — сказал Андрей. — Человек мало менялся на протяжении своей истории. Внешнее менялось, да, а вот внутреннее, глубинное всегда оставалось прежним. Мы по сути такие же, как наши пещерные предки. Каждый из нас — одиночка в огромном и страшном мире…
Догадка вдруг пробрала его морозом по хребту. В миг озарения он понял, как выглядит всё на самом деле.
— Мегаполис — не дом родной для муравьишек, — отчеканил Андрей. — Это враждебные каменные джунгли. Бетонные скалы. А граффити — наскальная живопись наших дней!
Он перевел дыхание. Отчаянно захотелось хлебнуть чего-то крепкого. Андрей пожалел, что не захватил из дома недопитый коньяк.
— Наскальные рисунки — это магия, — хрипло сказал он. — Попытка затерянного одиночки защититься от мира… или договориться с ним? Джер всегда одинок…
— Мы были вместе, — сказала Сью, и голос ее странно дрогнул. — Ты так придумал, помнишь? Мы были вместе мы, и вместе — Джер, и мы рисовали вместе.
«Нечестно!» — захотелось крикнуть Андрею. Зачем она приводит как аргумент то, что относится только к ним двоим?
— Но это же мы! — сказал он с мягким нажимом.
— Может быть, другие тоже, — сердито сказала Сью. — Зачем ты злиться?
— Я?!
Андрей обнаружил себя на ногах, руки в карманах. Сью тоже вскочила, стояла перед ним, вытянувшись в струнку.
— Значит, ты предлагаешь, — сказал он с недоброй растяжкой, — собрать вместе толпу джернутых, устроить групповой секс и групповое творчество?! Не получится! А если получится, то это будет нечто вовсе уж отвратительное!
— Андрей.
Сью вздохнула, отвернулась, опустила голову.
— Всё неправильно, — сказала она глухо. — Ты зачем-то не хочешь понять. Джер ищет что-то. Какое-то постижение, которого не умеет один человек. Я верю — он ищет путь. И если Джер много, то он найдет.
— Путь к смерти, — со злостью сказал Андрей. — Ведь так? Ты мне сама сказала. Всегда! Без исключения.
— Да, — вздохнула Сью. — Может быть, там ошибка. Но если не ошибка и этот путь всегда к смерти — его нужно пройти, чтобы знать смысл.
— Да какой в этом смысл?! — заорал Андрей.
Дверь распахнулась.
Хозяин музея возник в дверном проеме. Глаза на изможденном лице горели непонятной страстью.
— Может быть, вы посетите следующий зал, — без выражения сказал он.
— Да, пожалуйста, — прошептала Сью.
— Нет уж, — прошипел Андрей. — Хватит с меня этого… массового некрополя!
Он ринулся в дверь, и хозяин квартиры посторонился, а Сью что-то сказала ему вслед, или ему показалось, но Андрей не оглянулся, в два шага был у входной двери. Жалобно тренькнул звоночек.
От злости он сразу нашел дорогу. Точнее, когда он остыл, то обнаружил себя на вполне знакомой улице.
Время было за полночь.
Еще пару кварталов он шел пешком, выдыхая остатки гнева. Потом почувствовал, что мерзнет. А еще — голоден и устал. И захотелось курить, хотя он не курил уже полгода и очень тем гордился.
Андрей пошарил по карманам. Денег было мало, но оказалось, что он сунул в куртку карточку с пособием, которую поутру обнаружил в почтовом ящике. «Ну, на сигареты в случае чего и мелочи хватит», — рассудил Андрей, огляделся и нырнул в первый же магазин по дороге.
Магазин застенчиво звался «мини-маркетом», а по сути был жалкой лавчонкой. Молодой продавец, он же охранник, тосковал на кассе с мужским журналом в руках. Красотка на обложке тосковала еще откровеннее.
— Карточки принимаете? — осведомился Андрей.
— А то! — оживился парень. Даже журнал отложил.
Андрей прошелся вдоль стеллажей, взял было пельмени, передумал, взял взамен готовые котлеты, которые всего-то нужно сунуть в микроволновку. Еще взял сыр, хлеб, селедочное масло. Подумал — и прихватил нарезку ветчины. Жрать захотелось сильнее. Что у него там в холодильнике? Под угрозой пытки не ответил бы… Вот коньяк есть точно, полбутылки еще. Андрей взял лимон, сахар, кофе. Продукты перестали умещаться под мышкой. Он выгрузил всё на кассе, вовремя вспомнил про сигареты, отдал карточку.