Мисс Феллоуз не удалось увидеть выступление Хоскинса; хотя его интервью передавалось не только в самых отдаленных уголках Земли, но даже на станции на Луне, оно не проникло в маленькую квартирку, где жили теперь мисс Феллоуз и уродливый мальчуган.
На следующее утро Хоскинс спустился к ним, сияя от торжества.
— Интервью прошло удачно? — спросила мисс Феллоуз.
— Исключительно удачно. А как поживает… Тимми?
Услышав, что он назвал мальчика по имени, мисс Феллоуз была приятно удивлена.
— Все в порядке. Иди сюда, Тимми, это добрый дядя, он тебя не обидит.
Но Тимми не пожелал выйти из другой комнаты, и из-за дверей виднелся только клок его спутанных волос да время от времени робко показывался один блестящий глаз.
— Мальчик удивительно быстро привыкает к обстановке, право же, он весьма сообразителен.
— Вас это удивляет?
— Да. Боюсь, что вначале я приняла его за детеныша обезьяны, — секунду поколебавшись, ответила она.
— Кем бы он там ни был, а пока что он очень много для нас сделал. Ведь он создал славу «Стасис Инкорпорейтэд». Мы теперь на коне, да, мы на коне.
Видимо, ему не терпелось поделиться с кем-нибудь своим торжеством, пусть даже с ней, с мисс Феллоуз.
— Каким же образом удалось ему это сделать? — спросила она, тем самым давая Хоскинсу возможность высказаться.
Засунув руки в карманы, Хоскинс продолжал:
— Десять лет мы работали, имея в своем распоряжении крайне ограниченные средства, добывая где только можно буквально по пенсу. Мы просто обязаны были создать сразу нечто очень эффектное, пусть нам для этого пришлось все поставить на карту. Уверяю вас, это был каторжный труд. Попытка вызвать из глубины времени этого неандертальца стоила нам всех денег, которые удалось сколотить, где одалживая, а где и воруя, да, да, именно воруя. На осуществление этого эксперимента пошли средства, ассигнованные на другие цели. Их мы использовали без разрешения. Если бы опыт не удался, со мною было бы покончено.
— Поэтому-то у домика нет потолка? — прервала его мисс Феллоуз.
— Что вы сказали? — переспросил Хоскинс.
— Вам не хватило денег на потолок?
— А! Видите ли, это было не единственной причиной. По правде говоря, мы не в состоянии были угадать точный возраст неандертальца. Наши возможности четкого определения особенностей объекта, столь удаленного во времени, пока ограниченны, и он вполне мог оказаться существом огромного роста и дикого нрава, а в этом случае нам пришлось бы общаться с ним на расстоянии, как с посаженным в клетку животным.
— Но, поскольку ваши опасения не оправдались, вы могли бы теперь, мне кажется, достроить потолок.
— Теперь да. У нас теперь много денег. Все это великолепно, мисс Феллоуз. — Улыбка не сходила с его широкого лица, и, когда он повернулся, чтобы уйти, казалось, даже спина его улыбалась.
«Он довольно приятный человек, когда забывается и сбрасывает маску отрешенного от всего земного ученого», — подумала Мисс Феллоуз.
Ей вдруг захотелось узнать, женат ли он, но, спохватившись, она постаралась отогнать от себя эту мысль.
— Тимми, — позвала она, — иди сюда, Тимми!
За протекшие с того дня месяцы мисс Феллоуз все больше и больше начинала чувствовать себя неотъемлемой частью объединенной компании Стасис. Ей был предоставлен отдельный маленький кабинет, на двери которого красовалась табличка с ее именем и который находился довольно близко от кукольного домика (как она продолжала называть служившую для Тимми жильем камеру Стасиса). Ей теперь платили намного больше, чем вначале, а у кукольного домика был наконец достроен потолок и улучшено внутреннее оборудование: была выстроена вторая туалетная комната, и, мало того, она получила собственную квартиру на территории Стасиса, и иногда ей даже удавалось там ночевать. Между кукольным домиком и этой ее новой квартирой провели внутренний телефон, и Тимми научился им пользоваться.
Мисс Феллоуз привыкла к Тимми настолько, что даже меньше стала замечать его безобразие. Однажды на улице она поймала себя на том, что какой-то встретившийся на пути обыкновенный мальчик показался ей крайне непривлекательным — у него был высокий выпуклый лоб и выступающий вперед резко очерченный подбородок. Ей пришлось сделать над собою усилие, чтобы избавиться от этого наваждения.
Гораздо было связано нынешнее процветание общества, будил в нем какие-то особые чувства, граничащие с сентиментальностью. Но приятнее было привыкать к случайным посещениям Хоскинса. Было совершенно очевидно, что он с удовольствием расставался на время со своей становившейся все более утомительной ролью главы акционерного общества «Стасис Инкорпорейтэд» и что ребенок, с появлением которого мисс Феллоуз казалось, что ему было приятно беседовать и с ней. (За это время ей удалось узнать, что Хоскинс разработал метод анализа отражения мезонного луча, проникающего в прошлое; его изобретением был и сам Стасис. Холодность его была чисто внешней, ею он пытался замаскировать природную доброту, и, о да, он был женат.)
К чему мисс Феллоуз никак не могла привыкнуть, так это к мысли, что она участвует в научном эксперименте. Несмотря на все усилия, она все больше чувствовала себя лично связанной со всем происходящим, и дело подчас доходило до прямых стычек с физиологами.
Однажды, спустившись к ним, Хоскинс нашел ее в таком гневе, что, казалось, она способна была в этот момент совершить убийство. Они не имели права, они не имели права… Даже если это был неандерталец, все равно это был человек, а не животное.
Она следила за ними через открытую дверь. Почти ослепнув от охватившей ее ярости, она прислушивалась к всхлипываниям Тимми. Вдруг она заметила стоящего рядом Хоскинса. Возможно, что он уже давно находился здесь.
— Можно войти? — спросил он.
Коротко кивнув, она поспешила к Тимми, который тесно прижался к ней, обвив ее своими маленькими кривыми и все еще такими худыми ножками.
— Вы ведь знаете, что они не имеют права проделывать подобные опыты над человеком, — сказал Хоскинс.
— А я решительно заявляю, доктор Хоскинс, что они не имеют права проделывать это и над Тимми. Вы когда-то сказали мне, что именно появление Тимми дало жизнь Стасису. Если вы чувствуете хоть каплю благодарности, вы должны избавить беднягу от этих людей, по крайней мере до той поры, пока он не подрастет настолько, что начнет хоть немного больше понимать. После их манипуляций он не может спать, его душат кошмары. Я предупреждаю вас (ярость ее вдруг достигла кульминации), что я их больше сюда не впущу! (До ее сознания дошло, что под конец она перешла на крик, но она уже не владела собой.) Я знаю, что он неандерталец, — несколько успокоившись, продолжала она, — но мы их во многом недооцениваем. Я читала о неандертальцах. У них была своя культура и некоторые из величайших человеческих открытий, такие, как, например, одомашнивание животных, изобретение колеса и различных типов каменных жерновов, были сделаны именно в их эпоху. У них, несомненно, были даже духовные потребности. Это видно из того, что при погребении они клали вместе с умершими его личные вещи, — следовательно, они верили в загробную жизнь, может быть, у них уже была какая-то религия. Неужели все это не дает Тимми права на человеческое отношение?
Она ласково похлопала мальчика по спине и отослала его играть в комнату. Когда открылась дверь, взору Хоскинса представилось огромное количество разнообразных игрушек.
Он улыбнулся.
— Несчастный ребенок заслужил эти игрушки, — поспешно заняв оборонительную позицию, сказала мисс Феллоуз. — Это все, что у него есть, и он зарабатывает юс теми мучениями, которым его здесь подвергают.
— Нет, нет, уверяю вас, я ничего не имею против этого. Я только подумал о том, как изменились вы сами с того первого дня, ведь вы были весьма недовольны тем, что я подсунул вам неандертальца.
— Мне кажется, что я не была до такой уж степени недовольна, — тихо возразила мисс Феллоуз, но тут же умолкла.