Следует ли отсюда, что Джон Сильва не разработал технологию темпорального переноса и я навсегда останусь в этом новом для себя мире?
Я был один. Оказалось, я даже не заметил, как Саул ушел.
Я покачал головой. Неужели такое возможно? Неужели положительные результаты в экспериментах с темпоральным переносом стали отрицательными? Джон Сильва не изменился. Саул Рив не изменился. А ведь серьезные перемены должны сопровождаться мелкими.
Я позвонил, вызывая медсестру.
— Вы не могли бы принести мне экземпляр «Таймс»? Сегодняшний, вчерашний, недельной давности… Мне все равно.
Вдруг она придумает причину, по которой оставит меня без газеты? Может быть, вокруг плетется заговор, целью которого является ввести меня в заблуждение, по причинам мне совершенно непонятным?
Она принесла газету без промедления.
Я посмотрел на число. Газета вышла через четыре дня после эксперимента с темпоральным переносом.
Заголовки показались мне самыми обычными: президент Картер… Кризис на Среднем Востоке… Запуск спутников…
Я перелистывал страницу за страницей, пытаясь отыскать несоответствия, которые смог бы распознать. Сенатор Абзуг предложила законопроект, по которому федеральному правительству надлежит оказать помощь Нью-Йорку, где возникли финансовые трудности.
Сенатор Абзуг? Разве она не проиграла выборы в 1976 году, когда победил Патрик Мойнихэн?
Я изменил историю. Я спас «Теспис», а сделав это, каким-то образом уничтожил все достижения Джона в области темпорального переноса и помог Белле Абзуг выиграть предварительные выборы от демократической партии.
Что еще? Миллионы мелких перемен, происшедших с миллионами людей, о которых мне и не суждено узнать? Если бы у меня был «Таймс» за этот же день из моего мира и я смог бы сравнить его с этим номером, то наверняка нашел бы самые разные несоответствия.
А если это так, то что стало с моей собственной жизнью?
Я чувствовал себя совершенно таким же, как и прежде. Я помнил свою жизнь такой, какой она была в другом мире, в ином временном измерении. Моя собственная жизнь. В этой у меня могли быть дети. Мой отец, возможно, еще жив. А вдруг я безработный?
И тогда я вспомнил про свою почту и понял, что она мне просто необходима. Я позвонил, чтобы пришла медсестра, и попросил ее снова связаться с Джоном Сильвой. Он должен был принести мне мою почту. У него был ключ к моей квартире, (Так ли это здесь, в этом временном континууме?) В особенности мне нужны были письма от Мэри.
Джон не пришел, а через некоторое время после обеда меня навестил доктор. Он не стал меня осматривать, а с задумчивым видом уселся на стул.
— Мистер Сильва, — заговорил наконец доктор, — рассказал мне, что вам кажется, будто пьеса «Теспис» была утеряна.
Я снова насторожился. Им не удастся запрятать меня в сумасшедший дом.
— Вы поклонник творчества Гилберта и Салливана, доктор?
— Нет, не поклонник, однако я видел несколько оперетт, включая и «Теспис», около года назад. А вы знакомы с этой опереттой?
— Да. — Я кивнул и принялся тихонько напевать соло Меркурия; пожалуй, не стоит говорить ему, что я присутствовал на спектакле «Теспис» в Лондоне в 1871 году.
— В таком случае вы не считаете, что партитура пропала? — спросил доктор.
— Очевидно, нет, поскольку мне она знакома.
Это его озадачило. Он откашлялся и попытался зайти с другой стороны.
— Мне кажется, мистер Сильва думает, будто вы считаете, что побывали в прошлом…
Я чувствовал себя матадором, который сражается с быком. Мне это почти нравилось.
— Это наша с ним шутка, личная, — пояснил я доктору.
— Шутка?
— Мистер Сильва и я частенько обсуждали путешествия во времени.
— И все же, — продолжал доктор, в голосе которого зазвучало вселенское терпение, — именно по этому поводу вы решили с ним пошутить? Вы заявили ему, что ноты «Теспис» утеряны?
— А почему бы и нет?
— У вас есть какая-нибудь уважительная причина желать, чтобы ее вовсе не существовало на свете?
— Нет, естественно, нет.
Доктор снова задумчиво на меня поглядел:
— Вы сказали, что видели «Теспис». Когда это было?
— Мне трудно вспомнить точно, — пожав плечами, ответил я. — А очень нужно?
— Может быть, год назад, в декабре?
— Именно тогда вы видели оперетту, доктор? — Да.
— Вполне возможно, что это было в декабре прошлого года.
— День был просто отвратительным, — проговорил доктор. — Когда я ходил на спектакль. Ледяной дождь. Вспоминаете?
Неужели он пытается поймать меня в ловушку? Если я сделаю вид, что вспомнил, окажутся ли его слова полнейшей чепухой?
— Доктор, — сказал я, — понятно, что я не совсем здоров, и не стану делать вид, что припоминаю все до мельчайших подробностей. А что приходит на память вам? — Я перекинул мяч на его сторону поля.
— В тот день в театре свободных мест не было, несмотря на погоду, — проговорил доктор. — Многие пришли на спектакль только потому, что играли «Теспис». Эту пьесу ставят редко, и потому мало кто с ней знаком. Единственная причина, по которой я тоже отправился в театр. Если бы партитура «Теспис» пропала и если бы речь шла о какой-нибудь другой пьесе, я бы и вовсе остался дома. Именно поэтому, придя в сознание, вы сказали мистеру Сильве, что музыки не существует?
— В каком смысле?
— Что в этом случае вы тоже не стали бы выходить на улицу?
— Я вас не понимаю.
— Вы же попали в автомобильную катастрофу, сэр.
— И потому я здесь? Вы это хотите сказать? — Я сердито на него уставился.
— Нет, сэр. Ведь мы говорим о событиях годичной давности. Речь идет о вашей жене.
Когда я услышал его слова, у меня возникло ощущение, что кто-то вонзил острый клинок прямо мне в сердце. Я попытался приподняться, опираясь на локоть, но рядом оказалась медсестра и заставила меня снова опуститься на постель. Я не заметил, когда она вошла.
— Вы помните? — спросил доктор.
Что я должен был помнить? Что могло быть самым худшим?
— Моя жена погибла?
Скажи, что это не так. Пожалуйста, скажи, что я ошибся… Однако доктор немного расслабился, вздохнул и произнес:
— Значит, вы все-таки помните.
Я перестал сражаться. В их истории было одно непонятное мне место.
— В таком случае почему я в больнице? Отвечайте!
— Значит, вы не помните?
— Скажите.
Он собирался заставить меня посмотреть реальности в глаза. Его реальности. Реальности этого временного пути. Я ждал, что он скажет.
— С того самого момента вы находитесь в состоянии депрессии. Вы пытались совершить самоубийство. Мы вас спасли. И постараемся вам помочь, — пообещал он.
Я не шевелился. Молчал. Разве кто-нибудь в состоянии мне помочь?
Мне удалось изменить историю. Но я не могу вернуться назад.
Я получил «Теспис». И потерял Мэри.
Для птиц
For the Birds
© 1980 by Isaac Asimov
Для птиц
© В. Гольдич, И. Оганесова, перевод, 1997
В 1978 году некий французский журнал мод решил подготовить выпуск для рынка США, и его американский редактор попросил меня написать рассказ, где фигурировал бы модельер.
На самом деле все, что я знаю о модельерах — да и вообще об одежде, — можно взять и засунуть между клавиш пишущей машинки, ничуть не затруднив им работу. Но сумму мне предложили весьма заманчивую, да и вообще это был вызов моим писательским способностям, поэтому в ноябре семьдесят восьмого я написал рассказ «Для птиц», получил обещанный гонорар и предвкушал уже чувство новизны, которое я испытаю, увидев свою фамилию в журнале мод.