— Не знаю, значило ли тут что-нибудь то, что Тимми неандерталец, мистер Маннхейм. Мальчик просто нервничал. Я бы назвала это нормальной реакцией одного ребенка на другого, без всякого антропологического оттенка. Джерри мог бы так же толкнуть любого другого мальчишку. Но теперь ничего такого не бывает. Между ними полное согласие.
— Рад слышать. Тимми, должно быть, цветет?
— Да, он прекрасно себя чувствует.
Наступила пауза. Мисс Феллоуз надеялась, что адвокат не собирается сказать, будто снова добился допуска в кукольный домик с целью проверить, как Тимми общается с другом. Тимми ни к чему лишние посетители, и совсем не нужно, чтобы посторонний присутствовал, при встречах Тимми и Джерри. Их отношения пока складывались мирно, как она и сказала Маннхейму, но были потенциально неустойчивы, и присутствие незнакомца могло бы их испортить.
Но Маннхейм, кажется, не собирался приходить — он сказал:
— Я просто хотел сказать вам, мисс Феллоуз, как довольны мы тем, что у Тимми такая умелая воспитательница.
— Вы очень любезны.
— Мальчик испытал опасное потрясение и все же прекрасно адаптируется — до сих пор. Честь за это следует воздать в основном вам.
(Почему он сказал «до сих пор»?)
— Мы предпочли бы, конечно, чтобы Тимми остался жить естественной жизнью среди своего народа, — продолжал Маннхейм. — Но раз уж получилось по-иному, отрадно сознавать, что ухаживать за ним доверили такой преданной, ответственной женщине, как вы, и что вы окружили мальчика своей заботой с самого его прибытия в нашу эру. Вы сотворили чудо — иначе не скажешь.
— Вы очень любезны, что так говорите, — снова, уже смущенно, сказала мисс Феллоуз. Она никогда не гналась за похвалами, а Маннхейм на них уж чересчур щедр.
— Доктор Левиен думает так же, как я.
— Да? Приятно слышать, — холодно сказала мисс Феллоуз.
— Мне хотелось бы оставить вам свой номер телефона.
(Зачем?)
— Я всегда могу связаться с вами через доктора Хоскинса, — заметила она.
— Конечно. Но может случиться и так, что вы захотите связаться со мной без посредников.
(Почему? Почему? Что он хочет сказать?)
— Что ж, возможно…
— Я чувствую, что мы с вами — естественные союзники в этом деле, мисс Феллоуз. Нас искренне заботит прежде всего одно: благополучие Тимми. Какими бы ни были наши взгляды на воспитание детей, на политику и на все остальное, нам обоим глубоко небезразличен Тимми. Так вот, если вам нужно будет поговорить со мной о Тимми, если в «Стасис текнолоджиз» произойдут какие-то неблагоприятные для него перемены…
(Ага. Хочешь, чтобы я на тебя шпионила?)
— Я уверена, что все будет по-прежнему благополучно, мистер Маннхейм.
— Конечно, конечно. Но все же…
И Маннхейм все-таки дал ей свой телефон, а она его записала, сама не зная зачем.
Так, на всякий случай.
На случай чего?
— Джерри придет сегодня, мисс Феллоуз? — спросил Тимми.
— Он придёт завтра.
Мальчик был явно разочарован. Круглая мордашка сморщилась, нависший лобик нахмурился.
— А почему не сегодня?
— Сегодня не его день, Тимми. Джерри сегодня идет в другое место.
— Куда?
— Так, в одно место. — Как объяснить Тимми, что такое детский сад? Что подумает Тимми, когда узнает, что другие дети, много детей, играют вместе в разные игры, со смехом гоняются друг за другом по школьному двору и малюют на бумаге восхитительно липкими красками?
— Джерри придет завтра.
— Я хотел бы, чтобы он приходил каждый день.
— Я тоже. — (Но так ли это? Правду ли она сказала?)
Она страдала не оттого, что у Тимми появился друг, а оттого, что этот друг становился слишком самоуверенным, слишком агрессивным. Джерри уже совершенно избавился от своей первоначальной робости и стал заметно доминировать.
Немаловажно было то, что он выше Тимми, а теперь он как будто стал расти еще быстрей — разница в росте составляла уже около полутора дюймов, да и весил Джерри больше. Он был проворнее, сильнее, и — как ни огорчительно для мисс Феллоуз — возможно, и умнее Тимми. Он куда быстрее разбирался в новых игрушках и сразу придумывал, как интереснее их использовать. Когда мисс Феллоуз давала им карандаши, краски или пластилин, Джерри рисовал осмысленные картинки или лепил фигурки, у Тимми же получалось нечто бесформенное. У Тимми явно отсутствовали художественные наклонности — он не умел даже того, чего следовало бы ожидать от нормально развитого ребенка его возраста.
Джерри каждый день ходит в детский сад возражала себе мисс Феллоуз. Там он и научился пользоваться карандашами, красками и пластилином.
Но у Тимми тоже было все это задолго до появления Джерри. Он ничего не сумел освоить, однако тогда это не беспокоило мисс Феллоуз — она еще не сравнивала Тимми с другими детьми и делала скидку на то, что первые годы его жизни были сплошным пробелом.
Теперь же ей вспомнилось то, о чем говорилось в книгах доктора Макинтайра. Что не обнаружено никаких следов неандертальского искусства. Ни наскальной живописи, ни статуэток, ни резьбы на камне.
А вдруг они действительно были низшим подвидом? Оттого они и вымерли, когда появились мы.
Мисс Феллоуз не хотелось об этом думать.
А Джерри два раза в неделю распоряжался у них, словно у себя дома. «Давай складывать кубики», — говорил он Тимми, или «давай рисовать», или «давай смотреть диафильмы». И Тимми подчинялся, никогда не предлагая взамен ничего своего, делая все, как Джерри скажет. Джерри окончательно обрек Тимми на вторую роль. Мисс Феллоуз мирилась с этим только потому, что Тимми ждал очередного прихода своего друга со все более пылким восторгом.
Джерри — это все, что у него есть, печально признавала она.
Однажды, наблюдая за ними, она подумала вдруг: оба они дети Хоскинса — один от жены, другой от стасиса. В то время как я..
Боже, пристыженно ахнула она, прижимая кулаки к вискам, да я ревную!
Глава 10
Постижение
— Мисс Феллоуз, — спросил Тимми, — а когда я пойду в школу?
Вопрос обрушился на нее, как гром с ясного неба.
Она взглянула в вопрошающие карие глаза и провела рукой по густой шапке жестких волос, машинально разглаживая торчащие вихры. Тимми вечно ходил растрепанный. Мисс Феллоуз стригла его сама, и он беспокойно ерзал под ножницами. Приглашать к Тимми парикмахера ей не хотелось; и какой бы неумелой ни была ее стрижка, она все-таки маскировала покатый лоб и выпирающий затылок.
— Где ты слышал про школу, Тимми? — осторожно спросила мисс Феллоуз.
— Джерри ходит в школу.
Ну конечно. От кого он мог это слышать, как не от Джерри?
— Джерри ходит в детский сад, — необычайно четко выговорил Тимми. — И не только туда. Он ходит с мамой в магазин. Ходит в кино. В зоопарк. Везде ходит там, снаружи. А я когда выйду наружу, мисс Феллоуз?
У нее закололо сердце.
Так она и знала, что Джерри будет говорить с Тимми о внешнем мире. Ведь эти двое общались свободно и понимали друг друга без труда. Естественно, что Джерри, посланец таинственного запретного мира за пределами стасиса, хотел рассказать о нем Тимми. Это было неизбежно.
Но Тимми в тот мир путь закрыт.
Мисс Феллоуз заговорила с деланной веселостью, стараясь развеять грусть, которую, должно быть, чувствовал Тимми:
— Да зачем же тебе выходить туда, Тимми? Что тебе там делать? Знаешь, как там холодно бывает зимой?
— Холодно? — Он не понял — не знал этого слова. И ему ли бояться холода — мальчику, который учился ходить на заснеженных равнинах ледниковой Европы?
— Как в холодильнике. Выйдешь — и сразу нос начинает болеть, и уши тоже. Но это зимой. А летом снаружи очень жарко. Как в печке. Все потеют и жалуются на жару. А еще бывает дождь. С неба на тебя льется вода, одежда промокает, и делается очень противно.