Бригадир опытен. Он расталкивает любопытных и входит в квартиру. Его подручные расспрашивают соседей по этажу.
— В чем дело?
Кричавшая молодая женщина пробует выдавить из себя слова:
— Я услышала выстрелы, три… И тогда…
Побледневший бригадир появляется в дверях и ворчит:
— Врач?..
— За ним пошли.
Значит, сейчас кто-то бежит по улице и звонит в дома в поисках доктора. Потому что здесь, в кухне, которая служит и спальней, трое детей…
Их трое: двое в одной постели, третий — семилетний — в другой; трое маленьких детишек, убитых выстрелами в голову! Поперек комнаты на полу лежит женщина с растрепанными волосами; вокруг нее целая лужа крови.
— Услышав выстрелы, я бросилась к двери, — рассказывает только что кричавшая женщина. — Мне показалось, что кто-то идет в домашних туфлях. Потом послышались рыдания. Она повторяла: «Мои детки, мои бедные детки…» Они были уже мертвы.
Приходится дважды включать автомат освещения. Кто-то медленно поднимается по лестнице, не переставая говорить: это врач, которого наконец нашли. Женщина заканчивает:
— Дверь отворилась… Я закричала… Передо мной стояла госпожа Винод: в одной рубашке, в руке бритва, горло перерезано… Она стояла так несколько секунд, глядя на меня как безумная… Потом упала на колени.
Врач не может ничего сделать ни для нее, ни для детей. Нужно ждать комиссара полиции. Дверь закрывают.
Восемь месяцев назад муж ее бросил и ушел к какой-то рыжей на площади Гамбетты. А она опять ждала ребенка. Ходила убирать в дома по соседству. Старший посещал школу.
В два часа для дежурной части все кончено. Комиссар полиции прибыл и заперся в квартире вместе с секретарем. В участке доминошники все еще играют.
— Ну что? Что-нибудь серьезное?
Для бригадира это было явно серьезно: желудок у него подступает к горлу, он выскакивает из комнаты — его тошнит.
Бывают же такие ночи! Только собрались спокойно обсудить происшествие, как снова звонит телефон.
— А? Улица Бельвиль? Кем ранен?
В дорогу! На этот раз с бригадиром едут доминошники.
Машина останавливается перед бистро с приспущенными ставнями; на улице стоит несколько человек. Одновременно подъезжает «скорая помощь». Чтобы попасть внутрь, нужно пройти под железным ставнем. На посыпанном опилками полу засыхает кровь; прислонившись спиной к стене, сидит человек в сером, а официант пытается чем-то его напоить. Несмотря на пулю в груди, раненый, похоже, не мучается и, когда санитары подымают его с земли, хочет идти к машине сам. Хозяин бистро встревожен.
— Как это произошло?
— Последние посетители собирались уходить. Я уже закрывал. Вошли трое и подошли к стойке, где я подсчитывал выручку…
— Ты их узнал?
— В жизни не видел!
— Лжец! — ворчит бригадир. — А этого знаешь?
— Тоже нет… Вдруг я услышал выстрелы. Сзади разбилось большое зеркало. Мимо моего носа просвистела пуля. По-моему, стреляли раз пять. Через карманы…
— А потом?
— Ничего! Суматоха…
Я смотрел только на раненого… Шляпа пострадавшего лежит на земле — мягкая шляпа, не помеченная инициалами: эти хулиганы страшно боятся метить свою одежду. Рядом лежит чемоданчик, который был у него в руке; кроме белого халата, в нем педикюрные инструменты и школьная тетрадь с лекциями по анатомии нижних конечностей.
Полицейские разыскивают пули в опилках и среди осколков стекла. Тут тоже нужно ждать комиссара полиции. Но бригадир свертывает сигарету без тени волнения. Дело-то ведь в сведении счетов между кавалерами и их дамами! Этот из таких! И никто ничего не будет знать! Из раненого слова не вытянешь. Хозяин врет. Свидетели будут врать. Одним больше, одним меньше…
Найдены уже четыре пули. Последняя — в груди у мозольного оператора. Ничего интересного! Пускай хоть перестреляют друг друга вовсе. В большой бригадирской голове ворочается и другая мысль: здесь попала в цель одна пуля из пяти. В общем, все пять причинили не слишком-то большой ущерб. А там… Троих тремя пулями! Троих маленьких детей… И бригадиру, у которого пятилетняя дочка, хочется поскорее возвратиться в свой домик в Буа-Колон.
Искал я долго. Конечно, много разочаровавшихся в жизни стариков живет в XVIII округе, на склонах Монмартрского холма. Сент-Антуанское предместье полно безработных, бывших мелких хозяев и ремесленников, которым не на что особенно надеяться. Много нищеты и в XI, и в XX округах, в Пер-Лашез, в Бютт-Шомон и Венсенском лесу. Берега Сены дают пристанище множеству бродяг. XIII округ изобилует иностранцами без будущего. На Центральном рынке люди спят, положив голову на стол; тысячи неимущих русских влачат жалкое существование в XV округе. Вокруг Пантеона живет молодежь, которая упорно пытается учиться, часто на пустой желудок. На Монпарнасе разноязычная богема традиционно ограничивает свой дневной рацион чашкой кофе со сливками.
И все же кончают с собой в основном не в этих районах. Больше всего самоубийств происходит в Пасси, то есть в XVI округе, на тихих солнечных улицах, рядом с магазинами, которые ломятся от изысканной пищи, рядом со скверами, расцвеченными белыми и голубыми вуалями нянюшек. Вышколенные дворецкие, привратники в форменной одежде — вот кто снимает телефонную трубку, чтобы вызвать дежурную часть. Сдержанно. Соблюдая приличия.
— Алло! Вы не могли бы к нам приехать? Происходит что-то необычное…
Один-два раза в день! Одно-два самоубийства в день только в одном округе. Чаще всего — веронал. Никто тут не выбрасывается из окна, не перерезает себе горло яростными взмахами бритвы. Тем более никто не вешается на шершавой веревке, так чтобы язык вывалился изо рта.
Молодая женщина, которую бросил ее друг, позаботилась о том, чтобы устлать свою кровать цветами, прежде чем отравиться вероналом. Она, бедняжка, и не подозревала, что ее найдут лишь через пять дней — это в самую-то жару! — так что даже самые закаленные полицейские будут колебаться, входя в комнату. «Я хочу в последний раз выглядеть красиво», — написала она. Другая, которая хотела не умереть, а лишь напугать родителей, проглотила только пять таблеток снотворного, а остальное выбросила в уборную. Но она умерла.
— Прими она всю упаковку, произошла бы реакция, и у девушки был бы шанс выкарабкаться, — утверждает врач.
Многие пятидесятилетние женщины, которые когда-то были красивы, вели роскошную жизнь, вкусили всех мыслимых радостей, в одно прекрасное синее утро, взглянув в зеркало, решают покончить со всем этим…
И к тому же в XVI округ входит Булонский лес. А там — прекрасные озера с их поэтическим мерцанием… Они заманивают в свои пучины молодых людей, преимущественно весной и осенью. Те часами гуляют, упиваются элегической грустью, а когда настает вечер и к причалам возвращаются лодки… Эти самоубийцы живут не в XVI округе. Они приезжают сюда со всего Парижа. Это — последние романтики: они не отбирали бы у себя жизнь, если бы им пришлось бросаться в грязные воды канала Сен-Мартен или реки в районе Ла-Виллет. Как и молодой девушке, отравившейся вероналом, им нужна поэзия и цветы.
Еще нет и одиннадцати вечера. В дежурной части на авеню Анри-Мартен, как и везде, домино, шашки и лото. Здесь нет ни бродяг, ни проституток. Они попадаются в Булонском лесу и на авеню Великой армии, но для них — другой, более демократический участок на улице Мениль. Только что выехала машина, но лишь на несколько минут: пустяковая стычка в табачной лавчонке у заставы Майо.
Телефонный звонок. Аппарат мощный, поэтому во всей комнате отчетливо слышен голос говорящего на том конце линии.
— Алло! Дежурная часть? Не могли бы вы срочно приехать в дом номер 7-а по улице Франквиль? Четвертый этаж… Спасибо, бригадир.