Негры — это подрастающие дети. Нагие жители джунглей завтра нарядятся в набедренные повязки или штаны. Рабочие обзаведутся водительскими правами. Неловкие подростки станут взрослыми.
И чем они помянут нас тогда? Поблагодарят ли за железные дороги, каждая шпала которых стоила человеческой жизни, за банки, которые платят им бумажными деньгами, хотя не секрет, что в хижине бумажные деньги портятся, и неграм приходится менять их на монеты из расчета пять франков к трем?
Сочтут ли они нас благодетелями Африки за то, что мы принесли им спиртное, которое крепче и дороже их пальмового вина, и за то, что мы наплодили повсюду детишек цвета кофе с молоком?
Я уже рассказывал об отпавшем от цивилизации белом, у которого в каждой деревне по хижине. Так вот, он мне сказал:
— Наши негры не умеют считать. Они не знают, сколько им лет. Не имеют ни малейшего представления о том, что творится за сотню километров от их жилья. Но они лучше меня помнят, что происходило тридцать или пятьдесят лет назад. Поверьте, они ведут счет всем ружейным выстрелам, всем ударам хлыста и прочим делам, о которых мне и рассказывать неохота, и передают этот счет из поколения в поколение. Завтра или послезавтра…
И мой собеседник, которому всегда не по нутру были анемичные юнцы, прямо со школьной скамьи приезжающие с набором книг и всяких патентованных штучек управлять колонией, подытожил:
— Да! Африка говорит нам: «Дерьмо!» И поделом.
Груз — люди[33] (перевод Е. Боевской)
Сейчас в моде путешествия за экзотикой. Что ни день, писатели, кинематографисты, журналисты толкуют нам о далеких городах и в девяноста случаях из ста приглашают нас на самое дно этих городов. Но ничто так не похоже на трущобу, как другая трущоба. Можете на борту корабля обогнуть земной шар, и в каждом порту — в Марселе, Роттердаме, Бергене, Лондоне, Рио, Неаполе, на Суматре или Борнео — вы найдете одни и те же кабаре с теми же сговорчивыми девицами, с теми же ночными бродягами и даже граммофонные пластинки будут одни и те же.
Путешествуя таким образом, вы упускаете самое живописное и самое патетическое зрелище на свете, самое разнообразное, человечное, а подчас и трагическое.
Но какой пассажир первого или второго класса, перегнувшись через поручни прогулочной палубы и видя сгрудившихся на баке людей, рискнет расстаться с комфортом и нырнуть в открывающуюся перед ним зловонную щель?
Два человечества путешествуют бок о бок, на одном пароходе, на расстоянии нескольких метров. Их не разделяет ничего, кроме надписи, вывешанной с одной стороны и гласящей: «На палубу первого и второго класса вход запрещен».
Однако первый и второй классы имеют полное право совершать набеги на владения голи перекатной.
Два человечества видят друг друга с утра до вечера. Утром прелестные девушки в белых платьях выходят подышать воздухом и полюбоваться лазурным морем; они изумленно застывают на месте, заметив внизу мужчин и женщин, которые еще не пришли в себя после сна, у которых затекло все тело, — эти люди совершают свой нехитрый туалет прямо под открытым небом.
— Где они спали? — спрашивают девушки.
— Там же.
— На палубе?
Ну да, на палубе, вповалку, завернувшись в одеяло — если есть одеяло! Среди них матери с младенцами, беременные, молоденькие девушки, старики.
— Откуда они едут? И куда?
На этот вопрос, мадемуазель, ответить особенно трудно. Едут они издалека и далеко; место их отправки, равно как и место назначения, я обозначил бы как бесконечность во времени и в пространстве.
Вскоре после долгих колебаний вы отважитесь спуститься к ним с фотоаппаратом; вы робко, нерешительно пройдетесь между ними, переступая через простертые тела.
Не бойтесь. Они неопасны. Им даже в голову не придет усмехнуться. Они народ привычный!
Привычный ко всему: к голоду, жажде, жаре, холоду, к тому, что на них глазеют, а главное, на каждом шагу придираются.
Вы возмущались тем, что при отъезде от вас потребовалось выполнение стольких формальностей, чтобы получить паспорт. Вы сетовали на таможню, на портовую полицию и на санитарную службу.
А вы попробуйте поездить с этими людьми. Купите, как они, палубный билет, то есть билет четвертого класса.
И вы сразу столько всего поймете! И у вас не повернется язык говорить, как сказала своему ребенку одна мамаша, подзывая его к себе:
— Ты что, не видишь, это же бандиты!
Прежде всего, слова «четвертый класс» означают пространство от носа парохода до надстроек. Пассажиры «четвертого класса» располагаются, как правило, именно там. Учтите, что это самое загроможденное место на палубе и большую часть его занимает люк, который открывается перед каждым заходом в порт и закрывается спустя много часов после выхода в море. Все это время работают краны, адски грохочут лебедки, а над головами проплывают мешки, ящики, автомобили, которые могут и сорваться.
На большинстве пароходов палубным пассажирам разрешается в плохую погоду побыть на нижней палубе. На некоторых судах имеются даже два кубрика; один для женщин, а другой для мужчин, — где пассажирам предлагается лежать на койках, расположенных в несколько ярусов.
Вообразите себе картину: помещение размером с обычную комнату, где от пола до потолка — сплошь койки, где тридцать, пятьдесят, шестьдесят человек спят, храпят, играют в карты, чешутся, вычесывают вшей, перебинтовывают свои болячки, курят, харкают, если, к счастью, все они не страдают морской болезнью.
Добавьте детей, шныряющих взад и вперед. Не забудьте неизбежного пассажира (судя по моему опыту, без него не обходится ни один корабль), беспрестанно играющего на гармошке, гитаре, мандолине или на каком-нибудь диковинном народном инструменте.
Остается описать самую сердцевину четвертого класса. Это простая деревянная будка на палубе. Сверху вы без сомнения заметили, что люди все время ходят туда и оттуда, но не поняли, что это за будка.
А между тем в этой самой будке находится самое важное лицо на борту, лицо, наделенное столь грозной властью, что сам капитан бессилен перед ним.
Это лицо именуется кафеджи — во всяком случае, так зовут его по всему Средиземноморью и даже на азиатских и африканских линиях.
Что такое кафеджи? Слово это турецкое и обозначает хозяина кофейни; действительно, кафеджи варит кофе, правда, он торгует и разными другими напитками. Кроме того, у него можно купить всякую мелочь — марки, игральные карты, стеклянные бусы, мыло, бритвы и средства от насекомых. Он принимает в уплату деньги любой страны.
Но это не все. Официально кафеджи исполняет еще и обязанности судового переводчика. Он знает по меньшей мере десять языков, не считая различных диалектов.
Но и это еще не все. Он знает все порты, администрацию их, все формальности и даже спрос на рабочие руки. Остается объяснить, в чем заключается его власть. Теоретически за всех пассажиров отвечает специальный администратор, занимающийся их обслуживанием и питанием. Но как, по-вашему, может француз, англичанин или итальянец разобраться в том, что ему рассказывают люди, прибывшие со всех концов света с документами на всевозможных языках?
Вот почему вся власть над пассажирами «четвертого класса» возлагается на кафеджи, который становится чем-то вроде диктатора.
Какой он национальности? Дело темное. Родился где-то в Сирии или в Македонии, но отец у него грек, мать марокканка, паспорт же почему-то персидский или югославский.
Кафеджи знает заранее, что в таком-то порту на борт взойдут люди, едущие туда-то и туда-то и у них будут с собой серебряные монеты, зашитые в одежду. Еще он знает, какое спиртное им предложить — ракию, граппу или сливовицу, русскую или польскую водку.
Кафеджи читает все паспорта, разбирается во всех визах. В этом и состоит его могущество; от него зависит, возьмут пассажира на борт или нет.
Несколько лет тому назад Средиземноморье видело зрелище, достойное античности в период завоевания ее ордами варваров-кочевников.
33
Опубликовано под псевдонимом Жорж Караман в еженедельнике «Полис э репортаж» 24 августа 1933 г. Перевод сделан по: G. Simenon. A la recherche de l'homme nu. P., 1976.