Они молчат. Почти все время проводят в уголке будки, в которой хозяйничает кафеджи. В окружающих они не вызывают жалости. Я видел одного такого неудачника — с утра до вечера он не расставался с перчатками цвета слоновой кости. Это был англичанин. Он продолжал борьбу до конца. Хотел удержаться на краю пропасти.
Я видел стайки молодых, миловидных студенток, возвращавшихся в Палестину. Они изо всех сил старались выглядеть веселыми.
Их родители, когда дела у них, казалось, процветали, отправили дочерей в Париж учиться. Девушки прожили там по году, по два. Но почтовые переводы стали приходить все реже. Потом и вовсе прекратились. У кого-то отец разорился, у кого-то умер. А кое-кому из родителей пришлось, быть может, самому уехать четвертым классом в те края, где жизнь легче.
Что ждет этих девушек? Они об этом понятия не имеют. Спят на палубе, в уголке, тесно прижавшись друг к другу, и пытаются говорить о занятиях, о Латинском квартале.
Сколько их, этих людей! Как я вам говорил, целый мир кочует. Я уже описывал вам миниатюрную хорошенькую особу, умело подкрашенную, в неизменном шелковом платье?
Она балерина. Француженка. Танцевала в кордебалете одного из крупных театров. Ей предложили турне по Востоку, словно звезде. Там, на Востоке, кто угодно сойдет за звезду!
Ей забыли объяснить, что в ее обязанности входит не столько танцевать, сколько заставлять клиентов пить шампанское, а для того, чтобы они заказывали шампанское, надо было…
С этим она смирилась. Но ей забыли объяснить еще кое-что. Клиентам все время требуется новенькое. Из дансингов роскошных отелей она перешла во второразрядное кабаре.
Потом и там она примелькалась. Пришли другие, помоложе, посвежее.
И она едет домой без единого су. Денег у нее хватит только на билет от Марселя до Парижа. И ей еще повезло: другие, у кого не нашлось средств на проезд, остались там, но не для того, чтобы танцевать в кабаре, они остались в публичном доме.
Четвертый класс… Среди тех, кто едет в его тесноте, есть люди, уезжавшие первым классом. А бывает и наоборот: пройдет несколько лет, глядишь — человек возвращается домой в каюте-люкс.
Отлив и прилив. С Запада на Восток. С Востока на Запад. Из Европы в Америку. С Севера на Юг.
Взгляните на карту: синие просторы исчерчены пунктирами морских путей. Пересчитайте пароходы — большие и малые, дальнего следования и те, что скромно плавают вдоль побережья от одного порта до другого.
Ведь те, кого они перевозят, — это целый народ! Народ, состав которого вечно меняется и который ищет только одного: хлеба.
Напрасно вы, мадам, вы, пассажирка первого класса, пробирающаяся с фотоаппаратом между телами, распростертыми на палубе, боялись: здесь нет опасных людей! Их надо искать там, наверху, среди мужчин в смокингах, которые танцуют с вами каждый вечер.
А здесь собралось великое братство людей, покорившихся судьбе.
Несчастливая звезда[35] (перевод Е. Боевской)
Садясь на корабль в Гавре, я увозил с собой, помимо всего прочего, образ Франции — это было обычное воспоминание, но, бог весть по какой причине, оно не покидало меня во все время моего кругосветного путешествия и ничуть не потускнело к тому дню, когда я высадился в Марселе.
А между тем это был сущий пустяк! За несколько дней до отъезда я оказался в одной французской деревушке, похожей на сотни других деревушек. Я сидел в кафе под открытым небом и поглядывал на столик, за которым шла игра в белот.
Было часов пять вечера. Только что зажегся свет. Магазины и конторы в центре еще работали, а здесь с трех часов собралось несколько игроков и болельщиков.
Среди них молодой человек не старше тридцати… Он никогда нигде не работал. Или нет, простите! На приданое жены он купил магазинчик школьных принадлежностей, где она торгует, пока он играет в карты… Неудачник!
Рядом старый доктор. В свое время был врачом-интерном. Ему прочили место главного врача больницы. Красное вино, карты… Теперь он практикует здесь, в провинции, у него не слишком опрятный кабинет, куда заглядывают только невежественные крестьяне…
Еще один неудачник!
А вот совсем молодой неглупый парень: ему привалила удача продать один за другим четыре роскошных автомобиля и получить комиссионные — с тех пор он уже несколько лет не желает заниматься ничем другим, хотя ничего больше ему не удается продать!
Внезапно я заметил за мраморным столиком знакомое лицо, пригляделся… Этот человек был художником — несколько лет назад я случайно у него отобедал.
Мне представилась его уютная мастерская на левом берегу, неженка-жена, молоденькая дочка — высокая, с аппетитной фигуркой и дразнящей улыбкой, я вспомнил, какой был чудесный обед — замысловатые закуски, гусиная печенка, недурные вина.
Великим художником этот человек никогда не был, но он жил. И жил очень славно.
И вот я встречаю его здесь, за пятьсот километров от дома, — засаленный галстук, жалкое сомбреро, взгляд прикован к рюмке перно.
— Какими судьбами? — спросил я.
Как только он поднял на меня глаза, я понял. То был взгляд человека, который сдался, взгляд иронический и вместе с тем жалобный; время от времени в нем вспыхивал огонек ненависти ко всему человечеству.
— Ищу работу… Кризис…
— Работу? Какую?
— Любую!
Это означало — никакую. Он не умеет ничего, кроме как писать картины на вкус коллекционеров средней руки. И прекрасно это сознает. Потому-то он и заказывает вторую рюмку перно, а за второй третью. В одно тоскливое утро он уехал из дому, объявив:
— Поищу-ка себе какое-нибудь занятие в провинции!
И вот уже которую неделю он пьет аперитивы во всех кафе на площадях захолустных городишек и деревень.
Еще один неудачник! Повторяю, все они вспоминались мне, покуда я плыл с севера на юг и с востока на запад, странствовал в тропиках, добрый десяток раз пересекал экватор, с атолла в Тихом океане переносился в леса Южной Америки или высаживался в очередном порту Экваториальной Африки.
Вспоминались мне и другие неудачники. Например, один старик, служивший в колониях; вернувшись из джунглей, где провел двадцать лет, он основал в одном из департаментов Центральной Франции компанию транспортных перевозок.
Дело у него не пошло. Он занял у меня. Влез и в другие долги. Месяц за месяцем он отсрочивал свое разорение.
Что с ним теперь? Я встретил его в том же кафе, и он мне объявил:
— Через месяц, если кто-нибудь поможет мне продержаться, я получу субсидию, и тогда дело начнет приносить такой доход…
Между тем у него остался всего-то старенький грузовичок «форд»!
Неудачник… Неудачники…
А сколько их еще — тех, к которым я непрестанно обращался в мыслях, о которых с такой нежностью думал вдали!
Например, рабочий, славный парень: благодаря терпению и трудолюбию, он изобрел способ вдвое повысить производительность станка. Продал патент, получил несколько тысяч франков. Потом уселся в кресло. Прикрыл глаза. Запретил детям шуметь. Объявил:
— Я работаю!
И вот уже двадцать лет кряду он работает таким образом; семья бедствует, а он все толкует о химерических изобретениях. Потому что в один прекрасный день он сделался изобретателем; теперь его дом рушится, но он ничего не замечает.
Или, например…
Впрочем, к чему перечислять? Вы сами их знаете. На свете всякой твари по паре, среди нас живут тысячи слабых, невезучих, витающих в облаках, анемичных или больных людей, гоняющихся за химерами, в которые они истово верят, а порой уже и не верят.
Это наши, здешние неудачники. Их можно встретить в парижских и захолустных кафе, в деревнях, в портах; все они более или менее явно мечены особой метой, достаточно потасканы и потерты.
Они едят. Они живут. У каждого семьи или близкие люди, родители или дети. Многие из них ожесточены. Большинство пьет. И все-таки дни летят, принося им какие-то надежды и нехитрые радости.
35
Опубликовано в «Пари-суар» в июне — июле 19351 г. Перевод сделан по: G. Simenon. Œuvres complètes. Editions Rencontre. Lausanne, t. 7, 1973. На русском языке публикуется впервые (с сокращениями).