– Не По-Шею, а От-Уха-До-Уха!
– Какая разница!.. Если вы закончили свою лекцию по анатомии, то я продолжу. Спрашивается, как же я могла сесть на корабль, где меня в любой момент мог разоблачить этот Ушастый Джимми?
– Не скажете ли, кто вы такая?
– Супруга Густава Барра.
Какой сюрприз! Это имя было у всех на слуху, и на самоучитель он наткнулся, и все же удар оказался слишком тяжелым.
– Вы… госпожа Барр?
– Да. Та самая, от которой вы поспешили убежать. Но если ваше бегство не удалось, не принимайте это за знак симпатии с моей стороны!
В глазах у Лилиан блеснули слезы, она скорбно простерла руки – так акробатка, работающая без страховки, ловит трапецию.
– А я стремилась вслед за мужем! Ах, Густав, Густав!.. Ни средствами науки, ни с помощью спиритизма не удалось вернуть тебя цивилизованному миру.
Мистер Тео в смущении на миг потупился, и этого мгновения отчаявшейся женщине хватило, чтобы свалиться ему на голову.
Ударившись о ящики, мистер Тео больно ушиб лицо и голову, но тотчас вскочил, успев схватить Лилиан за хрупкие плечи. Треск рвущейся ткани, звук пощечины… Тео не разжал хватку! Совсем близко ощущался нежный аромат духов.
– Пустите… Отпустите же меня… – хрипло проговорила женщина. – Я выдала себя… намеренно. Увидела, как вы достаете револьвер, и ужасно испугалась, что вы… покончите с собой.
Как она догадалась? Тео был поражен: эта насквозь лживая особа на сей раз сказала чистую правду.
– А губная гармоника?
Продолжать было излишне. Во мраке, подобно легчайшему дуновению, раздались чуть слышные звуки гармоники и тотчас смолкли.
Воспользовавшись секундным замешательством мистера Тео, Лилиан выдернула руку и исчезла.
Тео медленно поднялся по трапу. Занимался рассвет. Палуба по-прежнему была безлюдной. Юноша решил ни с кем не делиться перелитыми впечатлениями. Он даже себе самому не мог объяснить смысл происшедшего… Хотелось бы только знать, куда она исчезает в мгновение ока, так что потом ее не сыщешь?
Что касается этой странной женщины, пока что мистер Тео со всей определенностью мог констатировать лишь одно: он любит ее. Любит безумно… Да и она, пожалуй, к нему неравнодушна, об этом свидетельствуют ее дерзость, коварство и неприкрытая грубость…
Тео поравнялся с каютой Гамильтона. Его лордство что-то бормотал во сне. А вот каюта Вильсона. Молодой, смазливый капитан оказался не лучшим приобретением. Следует признать со всей откровенностью: без Джимми От-Уха-До-Уха (пускай он без царя в голове и вечно ищет неприятностей себе на голову) и без Васича (кривого на один глаз, но прямого в своем стремлении всегда держать уцелевший глаз в залитом состоянии) ему бы пришлось туго.
Лицо оросили редкие, крупные капли дождя. Тео остановился на минуту: сердце бешено колотилось… Нервы сдают, что ли?… Из каюты Вильсона донеслись негромкие слова:
– Если Куэбра не подоспеет вовремя, все наши планы пойдут насмарку!
– За Куэбру я спокоен, – отвечал другой голос. – Но эта окаянная гармоника может все дело испортить.
Интересно! Что бы это значило?!
Тео постучал и вошел в каюту. Изумлению его не было границ.
Что за чертовщина? Кроме Вильсона, в каюте никого не было!
С кем же он разговаривал? Спрятаться здесь попросту негде.
– Что вам угодно, сударь? – с холодной учтивостью поинтересовался Вильсон.
Тео сделал над собой усилие. Чутье подсказывало ему не выдавать, что он слышал обрывки разговора. Какой смысл уличать Вильсона в притворстве – в открытом море силы их слишком неравны.
– Настроения экипажа беспокоят вас?
– Да уж, хочется, чтобы страсти улеглись.
Куда же мог исчезнуть другой собеседник?
– Надеюсь, больше сюрпризов не будет.
Напрасно мистер Тео надеялся. Едва он успел сообщить Джимми, что капитан и команда затевают что-то недоброе, как неожиданно появился радист.
– Судно в море шлет сигнал бедствия. Взорвался котел!
– На помощь! Полный вперед! – воскликнул Тео. – Как называется судно?
– «Что новенького, господин Вагнер?».
Глава двадцать третья
Да-да, «Господин Вагнер» завершил свой земной, вернее, морской путь. Подходил он к концу не лихо, а плелся еле-еле по океанским просторам, спотыкаясь, сбиваясь на ходу, как и положено дряхлым старикам. Так и хочется добавить: пыхтя и с трудом отдуваясь, подобно замученному почтальону, сегодня вручающему вам посылку и думающему при этом о завтрашнем выходе на пенсию.
Многострадальный, побитый и покореженный корпус корабля, не бог весть какого справного и при жизни, его погнутые трубы океан поглотил незаметно, ленивым зевком и упокоил в топях ила, нежного и мягкого, словно материнское сердце. Старая, ржавая посудина, Капитан Грязнуля Фред, команда из весьма подозрительных типов – все они пошли ко дну. А вместе с ними потонул и выраженный крупными буквами живейший интерес к окружающему миру: «Что новенького?…» «Ничего особенного», – шелестят в ответ волны, и они безусловно правы.