Да уж, у Капитана Фреда ума палата, с этим не поспоришь!
Все одно – рано или поздно я до него доберусь, и тогда пускай на хорошую жизнь не рассчитывает. И вообще ни на какую! Достал он меня дальше некуда: чуть какое дельце обделать замыслишь, он тут как тут и давай воду мутить. А уж ежели вспомню, как он водичку с сиропом глушил, и вовсе сам не свой делаюсь. Но за ту подлянку, какую он мне сейчас устроил, я с ним поквитаюсь, нашим с Вами троном клянусь!
Вот ведь что удумал, вы только послушайте, Ваше Величество!
Подплываем мы к Сан-Франциско. Я готовлюсь, краги свои начищаю, бляху на фуражке надраиваю – на ней ключи гаечные крест-накрест, понимай так, что курить, мол, воспрещается. А может, наоборот. Главное – смотрится красиво. Во Фриско сгрузили меня на берег, и тут наши дорожки разошлись, потому как у парней свои дела, а мне надо было поспешить к Тео – праздник-то на вечер назначен. Чтобы никто не прознал, что я добирался отдельно от икспедиции, меня на берег в сундуке снесли.
Съежился я там в три погибели, а сверху на сундук Грязнуля Фред уселся. «Помнишь, – говорит, – сынок, тот давний случай? Я сидел в таком же точно сундуке и просил меня выпустить. А ты заместо того сверху еще всякой поклажи навалил!» (Вроде бы и впрямь приключился однажды такой случай.) «Стоит ли, – говорю, – дядюшка Фредди, забивать себе голову всякими пустяками?» «А я, – отвечает он, – памятливый!» Что правда, то правда, уж этот на забывчивость не пожалуется. Тут я и стал репу чесать. Вечером весь свет-сброд соберется на меня поглядеть, как я пройдусь по главной площади в крагах начищенных и в фуражке с предупреждающим знаком типа: «Не зная броду, не суйся в воду». А этот аспид надо мной измывается! «Мстить, – говорит, – не в моих привычках, но делать мне здесь больше нечего, так что я пошел. Привет, гуд бай!»
Прошу его по-хорошему открыть сундук, а он мне в ответ: я, мол, тебе не столяр и не слесарь. И прочь потопал. Это бы еще не беда, гаечные ключи я не только на фуражке ношу. Отодрал я сбоку доску, вылезаю, а мне уже смотрины таможенники устроили, налоговые инспекторы разные и прочие приятные личности вокруг стоят. Ну этих-то я видал в белых тапках, Тео меня вызволит раньше, чем торжество начнется. Тео – парень свой в доску, нипочем в беде не бросит. Ан только я пошевельнулся, смотрю – на меня со всех сторон пушки наставлены. Чем, думаю, я им не угодил? На сундук глянул и мигом сообразил, что к чему. Снаружи крупными буквами выведено:
Тот участок порта, где мы с сундуком находились, оцепили, все подряд как есть карболкой залили, а я угодил в карантин. Заместо праздника скоротал вечерок с парочкой кандидатов в покойники и только по радио из процедурной комнаты слушал, как народ на главной площади веселится. Кабы не эта сволочь Грязнуля Фред, красоваться бы и мне там во всем великолепии! Кстати, вспомнил, Что означают скрещенные инструменты на фуражке:
На этом кончаю свои строки, с чем и под-писуюсь. Все же нет худа без добра: объявили тебя покойником, а ты опять живее всех живых. Или, как говорят у нас, правителей: «Король помер! Ну и на здоровьечко!» Прошу прощения, что долго не сообщал о себе, но с покойника какой спрос!.. А я только что откопался. Остаюсь Вашего Величества собрат по трону
Глава тридцать пятая
Мистер Тео не принимал участия в торжествах. Мрачный, подавленный, уединился он у себя дома. Однако днем уединение его нарушил телефонный звонок.
– Алло, брат по духу! – проворковал знакомый голос. – Нет ли у вас желания встретиться за чашкой чая с некой шпионкой и предательницей?
– К сожалению, не имею чести знать вас!
– Эту честь вы будете иметь. Через полчаса жду вас у Оперы! – Лилиан повесила трубку.
Ну и нахалка! Он ни за что не пойдет, проучит ее…
На свидание Тео явился раньше назначенного срока. В ожидании юной дамы он нацепил на себя маску отстраненной строгости, но все его попытки сохранить лицо пошли прахом. Лилиан подхватила его под руку и порывисто увлекла за собой, так что с головы у него слетела шляпа, а изо рта выпала сигара… Ну что за взбалмошная девчонка!