Выбрать главу

Скелет – проныра, везде всех знает, дай, думаю, поспрошаю, может, пронюхал чего.

«Обидел я, что ли, кого из ребят? В чем дело, Скелет, растолкуй, тебе ума не занимать! Наплели про меня всяких небылиц, или же кто ругал за глаза?»

«Тут, – говорит, – дела похуже, Джимми! Ругать никто не ругал, совсем наоборот. Хвалил тебя Грязнуля Фред, а от его похвалы труднее отмыться!»

И вот какая картина прорисовалась.

Сидит Грязнуля Фред при своем гардеробе. Цельный день малиновый сироп стаканами хлещет. А как зайдет кто из моих матросов, он, гад ползучий, и берет их в оборот.

«Я слышал, ты к Джимми От-Уха-До-Уха в команду подрядился? И правильно сделал! Джимми далеко пойдет. Не зря в офицеры выбился».

Ну, матросам скрывать нечего. Да, мол, подрядились. А Капитан знай свое гнет.

«Джимми этот не какая-нибудь тюремная вошь, за какую его по виду принять можно. Котелок у него варит – будь здоров, и способностей хватает».

Тут, наконец, кто-то не выдержал.

«А чего в нем такого особенного, в Джимми этом? Невелика птица, здесь таких, как он, тринадцать на дюжину!»

Мерзкий старикашка головой покачал, сиропу своего отхлебнул и говорит:

«Э-э, не скажи! Море он знает лучше многих других. А уж ежели форму наденет, сразу видно, что она не на вешалке висит!»

Тут, понятное дело, озлились и Щедрый Ротшильд, и Колючка Ванек. Ну уж нет, говорят, не потерпим и нипочем не успокоимся, покуда Джимми От-Уха-До-Уха опять не заделается таким, какой был. Поди, заделайся, легко сказать!

А Филипп Язык-Без-Костей от них не отстает:

«Пузырь раздутый, вот он кто, Джимми этот! Ножичком ткни – и один пшик останется, пузырь пустой да воздух дурной!»

Облачился я быстренько в халат докторский и рванул опять в «Не сверни шею».

«Какого дьявола, – говорю, – вы меня нахваливаете?!»

«Сперва ты был недоволен, что я-де плохо о тебе отзываюсь, теперь тебе не нравится, что хвалю. Не угодишь на людей, что ни скажи, все не так!»

Что теперь прикажете делать? Не лезть же в драку из-за того, что тебя выше других превозносят!

Спрашиваю на всякий случай:

«Чего вы дурака валяете… с малиновой бурдой с этой?»

«Ты разве не слыхал, что я у врача был? – спрашивает. – И врач мне болезнь определил. В море больше не выходить, спиртного в рот не брать, потому как с сердцем у меня паршиво, и с легкими тоже. Такое сплошь и рядом бывает: когда сердце расширяется, то для легких и прочей требухи места внутри не остается. Катар желудка называется и астма».

Вам виднее, Ваше Величество, так оно или нет, а только звучит очень даже правдоподобно. Грязнуля Фред, он ведь тоже не железный, хоть и казалось, будто ему сносу нет.

«Ежели в мозгах у вас еще не завелась болячка, может, скумекаете да подскажете, как мне теперь быть?»

Подумал он, подумал и говорит:

«Самое разлюбезное дело – удавиться».

Ну, я и ушел ни с чем. А тем часом Вильсон, оказывается, сколотил команду – отребье все как на подбор, одно расстройство смотреть. Эх, думаю, человек – что красное солнышко, хорошо хвалить, когда закатится. В особенности ежели тебя такой прожженный плут нахваливает, как Грязнуля Фред.

На этом закругляюсь к Вашему Величеству

с почтением, дон Джимми.

Строчки свои продолжаю, потому как накануне отправить письмо не успел, да и события кой-какие интересные случились, про что и решил отписать Вашему Величеству.

Дело было так. Решили мы с Васичем выпить на посошок перед дальним плаванием. Сидим, пьем и на судно у причала поглядываем, на то самое, которым экспедиция мистера Тео отправится. Еще по одной опрокинули, надо же было находку обмыть. Васич, когда был в гостях у мистера Тео, присел на минуточку, а как встал – золотой портсигар у него в кармане обнаружился. Я про себя подумал, что накануне отплытия тоже нанесу мистеру Тео почетный визит и присяду на минуту. Чего бы счастья не попытать? Попытка – не пытка, не мной первым сказано. Пошел я к хозяину на квартиру. Дверь служаночка открывает, больше, видать, дома никого не было. Я – шмыг в гостиную, там тоже ни души. Обождал малость. И вижу: портсигаров-то нет ни единого, то ли унесли, то ли спрятали. Ну, думаю, знать народ ненадежный сюда наведывается. Потом в углу шкаф большой заметил, на сейф похожий. Подергал дверцу – заперто. Эка невидаль, нам такие запоры – раз плюнуть. Достаю из кармана пилочку для ногтей, с разными причиндалами. Пошуровал чуток – и готово дело. Но тут меня ждал сурприз.

Как вы есть джентельмен, Ваше Величество, то знаю: вам, что ни доверь, будете молчать, как могила. А тут такие темные делишки творятся, темнее, чем в могиле. В шкапу-то, оказывается, кто-то поселился! Обустроено внутри со всеми удобствами – тут тебе и колбасы-припасы разные, и дырки, чтобы воздух поступал, проверчены… Да я бы в такой клетушке за милую душу те полтора года отсидел, что за решеткой пакеты клеил! В этот момент шаги послышались. Я поскорее в шкап нырнул и дверцу изнутри наглухо задраил. Слышу, кто-то крадучись подбирается. Ну, думаю, собрат по ремеслу, ясное дело! Вскрыть шкапчик решил и ценностей награбить, а я его обскакал. На железной дороге такие столкновения кадастрофой называются. Тычет коллега мой ключиком в замок, а я от смеха давлюсь: в скважину пилочка для ногтей вставлена, у нас, специалистов, это первое правило – от неожиданностей себя обезопасить. Но в дырочку, какая для воздуха проделана, виден коллега до пояса. Смотрю я и диву даюсь! Отродясь не видывал, чтобы так на дело ходили: этот тип в чем мать родила заявился, а срамоту халатом купальным прикрыл. То ли он прямиком с пляжа, то ли решил на дармовщину сразу от всех грехов отмыться? Стоит, весь трясется, аж халат с него свалился, как покрывало с нового памятника. Однако не такой у него был вид, чтобы стоило на главной площади в мраморе увеколечивать. Я, правда, его только до пояса разглядел, но даже если верхняя часть у него, как у самого Роберта Тейлора, то нижнюю часть все одно в кино снимать не будут.

Вдруг исчез конкурент мой! Как ветром сдуло. Должно, под кровать спрятался. И правильно сделал, потому как обрушился, точно хук в подставленную челюсть, сам мистер Тео. В лицо его я тоже не видел, но по голосу сразу признал. Стучится ко мне в шкап, – я чуть не окочурился с перепугу, – и говорит: «Сидите тихо, Барр! Сейчас придут носильщики и перенесут вас на корабль. Команду набрали, можно отправляться!»

Еще не легче! К чему бы это?! И тут вдруг у меня в башке все враз на место встало, будто мне от души по кумполу врезали. Барр – ведь так этого чудика зовут, из-за которого весь сыр-бор разгорелся и экспедиция снаряжена!

Значит, здесь какое-то мошенство затевается. Барр этот в шкапу прятался и только помыться вылез. Сейф ломать и грабить у него и в мыслях не было. Но значит, каннибалы его вовсе и не съели? Хотя, посмотрев на него в натуральном виде, очень даже засомневаешься, чтобы нашелся настолько оголодалый людоед, который бы на такую неаппетитную добычу позарился! Но я и пикнуть не успел, как явились носильщики. Купальщик под кроватью тоже затаился.

Подхватили шкап и меня вместе с ним потащили на грузовик. О том, чтобы сбежать, и речи не было – как сбежишь на глазах у всего честного народа! Доставили нас со шкапом в порт и свалили вместе с другими вещами, какие предстояло загрузить на судно. Ну, тут уж я, не будь дурак, пилочку из замка вынул и давай Бог ноги. Что делать, не знаю, голова кругом идет! Одно ясно: придется возвращаться за этим уродом, которым каннибалы побрезговали. Мое правило – дурным делам палки в колеса не ставить. Да и мистеру Тео подлянку не устроишь: он в полной уверенности, что с Барром все уладилось в наилучшем виде, а заместо него меня в шкапу увез.

Возвернулся я на квартиру – ученого там нет и в помине.

Зато из ванной комнаты вываливается какой-то субчик-голубчик. Ты-то мне и нужен! Трясется весь, говорит, хотел бы уйти отсюда, да вот одежки при нем не имеется. Затем, говорю, я и явился, потому как без вас вся экспедиция ни к чему. Нет, твердит свое, никуда, мол, он ехать не желает, ему бы только одежкой разжиться. Ну я на споры время тратить не стал, стукнул его по темечку и в шкаф для бумаг затолкал. Не влезал он туда, пришлось согнуть в три погибели. Ну, да ничего, как говорится, на виселице отвисится.

С почтением бывший сотронник.

Глава восьмая

Едва корабль покинул гавань, как на борту произошла трагедия. Профессор Максвелл мужественно, хотя и с трясущейся бородкой сообщил мистеру Тео:

– По-моему, я подцепил тиф. Только без паники! Я прошу лишь о самом простом погребении по морскому обычаю. Пусть мое тело поглотит пучина.

– Сэр! Прежде чем вверять пучине сей печальный дар, не мешало бы посоветоваться с врачом.