Окружающие с испугом наблюдали за ними, недоумевая, что бы означал этот неумолчный птичий щебет.
19 часов 56 минут 07 секунд. Господин Вагнер предлагает томящегося в заточении у него на судне ученого всего за пять тысяч долларов.
19.58. В ответ на встречное предложение (сто долларов) господин Вагнер издает саркастический смех и пытается удалиться, однако его поднимают с пола и отряхивают с него пыль.
19 часов 59 минут 01 секунда. Господин Вагнер не раздумывая принимает предложение. В правдивости его заверений мистера Тео, не побоявшегося рискнуть сотней долларов, убедила памятная медаль клуба любителей гольфа.
20.10. Судно готовится к отплытию. Раздается пение. Васич свешивается через поручни и смотрит вниз. Над водой, в призрачном отблеске свечи, колышется котелок господина Вагнера – ни дать ни взять некий диковинный буек. – Ну, что новенького, отпетый разбойник? Чего молчишь, своих не узнаешь? Слушай сюда! Я тут доставил ящик, по заказу твоего хозяина! Кстати, не желаешь ли приобрести отличное полотно по сходной цене?
Господин Вагнер снова разразился было оперной арией, но под порывом ветра пламя со свечи перекинулось на котелок, и тот, естественно, вспыхнул. Привычным движением владелец макнул его в воду и снова напялил на голову. Теперь со свечи живописно свисали водоросли.
Наконец ящик оказался на борту.
Уже зажглись фонари, когда прибыл еще один груз: Джимми От-Уха-До-Уха тоже доставил какой-то ящик. Что в нем, не знал никто. Джимми велит оттащить ящик к себе в каюту. Из ящика вылезает совершенно обезумевший человек. Джимми угощает его колотушками и заталкивает в шкаф. Позднее заталкивает туда же свою ветровку и кусок говядины.
При этом на всякий случай снова колошматит обитателя шкафа.
Полночь, 24 часа, никаких тебе минут и ноль секунд.
«Стенли» отправляется в плавание. Звуки музыки, толпы провожающих – все как обычно, сами знаете. С берега кажется, будто у парохода три трубы, однако не обольщайтесь: третья труба – это всего-навсего высоченный цилиндр сэра Максвелла.
Лорд Гамильтон взошел на борт в сопровождении некоего седовласого господина с благородной осанкой. Сам он – белокурый, моложавый – улыбался своей знаменитой приветливой улыбкой. Раскланиваясь направо и налево, лорд Гамильтон вместе с сопровождающим прошел к себе в каюту, где и принял мистера Тео.
Пускай его присутствие на корабле никого не смущает, пожелал лорд Гамильтон, путешествует он как частное лицо.
Затем его лордство познакомился со всеми спутниками. На лице у него отразилось некоторое смущение, когда вслед за сэром Максвеллом от имени прочих исследователей его приветствовал прозектор Рюгер, а ювелир преподнес памятную бронзовую медаль.
– Кто здесь у вас еще? – нервно поинтересовалось его лордство.
– Есть еще футбольный судья высшей категории, – не моргнув глазом ответствовал мистер Тео. – А вон тот элегантный господин с подзорной трубой – Сократ Швахта, можно просто Крат. Он цветовод и бывший палач по совместительству. Вот, пожалуй, и все.
Однако мистер Тео заблуждался.
Внезапно послышались звуки гитары.
– Сударь, – шепнул мистеру Тео Джимми, – я доставил на борт Офелию, потому как без нее мне жизнь не в жизнь.
– Помилуйте! – схватился за голову мистер Тео. – Что делать на борту музыкантше?!
– Офелия – барышня смекалистая и переимчивая. Понаблюдает в деле футбольного судью, палача и потрошителя и сможет делать то же самое.
Мистер Тео посопротивлялся, покуда хватило сил, после чего вынужден был признать, что экспедиции не обойтись без испытанной алкоголички, к тому же умеющей играть на гитаре. А уж аргументы, приведенные самой артисткой, и вовсе его сразили.
– Кто сказал, будто в экспедиции следует подыхать со скуки? – низким, вкрадчивым голосом проворковала Офелия Пепита. – Любая научная работа веселее пойдет под звуки танго, когда я стану петь, травить анекдоты, играть на гитаре…
– И попыхивать сигарой, – проникновенно добавил капитан обоих рангов, не давая свою протеже в обиду, и мистер Тео вынужден был окончательно сдаться.
«Стенли отдыхает» бодро и уверенно на всех парах несся к своей цели. Курс – юго-восток, время – четыре двадцать по полудню. Погода – лучше не бывает!
Под утро Джимми насильно вытряхнули из койки. У изголовья стоял мистер Тео.
– У нас новости! Рыжий Васич пырнул ножом Борка, а Енэ Кривая Рожа сломал кому-то большой палец на руке. Футбольный судья разводится с женой, палач довел ювелира До белого каления, и никто не знает, куда идет корабль, поскольку у Вильсона никотиновое отравление от чересчур крепких вирджинских сигар, а Максвелл еще почивает, так как до рассвета учился танцевать танго. Что же касается меня, то я… – мистер Тео не закончил фразу. При полном штиле корабль вдруг резко накренился.
– Рулевой надрызгался, что ли?!
– Нет! – отрезал мистер Тео и, чуть не плача, добавил: – Что вы натворили, разбойник вы этакий! Теперь вся экспедиция псу под хвост! У руля Офелия Пепита с гитарой!
Альмира
Королевская крепость,
первый этаж
Ваше уважаемое Величество!
Отплыли мы наконец-то, и тут посыпались неприятности, как из худой бочки. В том ящике, который мистер Тео заказал за свои кровные денежки, Офелия Пепита обнаружилась.
Вдобавок этот гнусняк Вагнер тоже контрабандой пробрался на судно: он, вишь ли ты, не мог уплыть назад к берегу, потому как свечка у него на шляпе потухла. А как же ей не потухнуть, когда он ее вместе со шляпой в воду макнул!
Еще нашего полку прибыло: ученый – взаправдашний который, Густав Барр, – у меня в шкапе теперь поселился. Сидит там безвылазно, потому как едва сунется вылезти, я его – трах по башке! Он и не рыпается.
Вы небось интересуетесь, Ваше Величество, как это оно все вокруг закрутилось-завертелось? А вот как. Перед тем как судну нашему отчалить, мы с Офелией на пару очень даже приятно время проводили. И тут нам в голову взбрело: а чего бы и ей в икспедицию не отправиться? Пораскинул я мозгами и – нет, говорю, ничего не получится, работодатель мой, мистер Тео, нипочем на это не согласится. Офелия – в слезовую; хоть и недолго мы вместе побыли, но уж очень она ко мне прикипела… Потолковали мы с господином Вагнером, и все хорошенько обмозговали. Решено было, что Вагнер доставит Офелию на судно в ящике, потому как у него лодка есть.
Десять долларов запросил, мерзавец, и медальку в отдачу, которая у меня завалялась, когда он мне ее показывал.
А потом началась какая-то хренотень, совсем уж непонятная. Приходит ко мне мистер Тео и говорит, что он, мол, никак не сообразит, что к чему. Секретарь его, мистер Торн, телеграмму отбил и сообщает, что сыскал этого нашего пропащего ученого – Густав Барр который. Он якобы в гостинице обретается, на островке неподалеку от нас. А на самом-то деле он у меня в шкапу сидит безвылазно. Но мистер Тео, про то не зная, велит мне отправиться на остров за Барром этим, затолкать его в ящик, доставить на борт и держать у себя в каюте, покуда икспедиция его не отыщет. И кроме меня, чтобы никто его не видел, не слышал и словечком с ним не перемолвился. Верно, так оно надежнее. Вот и выходит, что я теперь голова всей этой затее безголовой. Сел я в лодку моторную и сплавал на остров, а там и вправду дожидается мужик, усатый и в юбке, и сразу видать, что у него не все дома.
Словом, Густав это, больше некому. С юбкой тоже все ясно: ведь я его без штанов видел, когда из сейфа, изнутри в дырочку разглядывал. Теперь и в лицо его рассмотрел. Не сказать, чтобы сверху он краше был, чем снизу.
«Это вас, – спрашиваю, – секретарь взашей вытолкал?»
«Пять раз», – отвечает.
«Из-за мистера Тео?»
«Ага, – говорит. – И из-за него тоже».
И давай мне рассказывать, как он без штанов остался. Знаю, говорю, все знаю, потому как в дырочку подсматривал. Мне главное поскорей его на борт доставить. А он – желаю, говорит, по Гонолулу прошвырнуться, может, там его сынок родный и штаны единственные сыщутся, он их обоих к закройщику отправил. Мне, говорю, это без разницы, а дорога отсюда только одна – в ящик. Он забеспокоился, небось решил, будто я ему в ящик сыграть предлагаю. Не боись, говорю, а только в ящик лезть все равно придется, потому как сам мистер Тео так велел. Беспортошник мой разорался, с ним, мол, этот номер не пройдет, он такого не потерпит! Похоже было, что не удастся мне приказ выполнить, да случай помог: приложил я его ненароком по темечку, он и затих как миленький.
Еще и развиднеться не успело, как я пересадил свою добычу из ящика в синий стальной шкап. Он попытался было шуметь, но я его живо приструнил: ежели, говорю, пасть раззявишь, я тебе пару раз врежу, справа и слева, и по стенкам размажу.