– Это была моя сокровенная тайна! – вымолвил бледный, как смерть, палач. – Мой рецепт созерцания мира в розовом свете. Будь тут хоть дождь, туман или морская болезнь, а глянешь в трубу, и глаз радуется: какие города, пейзажи, какие красотки!.. Взамен пустых иллюзий – полноценные диапозитивы!
– Боже правый! – пробормотал футбольный судья. – Каких только ужасов не насмотришься в море.
– Это жестоко – лишить человека единственной радости в жизни! – не унимался исполнитель приговоров. – И незачем колотить трубой об тарелку! Там остались только Афины, но ведь их на хлеб не намажешь. Вы меня разоблачили, но пусть бросит камень тот, кто исхитрится отвесить поклон, не расквасив носа! Вольно смеяться над неудачником, которому дали фамилию Швахта, потому что так звали мясника, у лавки которого меня подобрали в карнавальную ночь. Кратом я заделался, когда некий брадобрей взял меня в подмастерья, а Сократом меня прозвал полоумный учитель гимназии… Швахта Крат Сократ – мало не покажется, а я к тому же еще и Ахмед, так как в восемнадцать лет объездил всю Центральную Америку, играя заглавную роль в оперетте, и тюрбан мне был очень даже к лицу… Ну как тут после всех злоключений не податься в палачи?
К концу этого горестного повествования расчувствовавшиеся слушатели спали все до единого, да и у самого рассказчика глаза слипались. Что, впрочем, не помешало ему извлечь из нагрудного кармана Сигорского сигару и закурить.
Время перевалило за полночь. Все пассажиры спали. В том числе Тео и Лилиан; противники устало привалились друг к другу, даже во сне не ослабляя хватки…
Небосвод, подобно куполу мирового собора, простирался над океанскими водами, поверхность которых бороздил лишь «Стенли», пошатываясь из стороны в сторону. Да оно и неудивительно: ведь за штурвалом стояла Офелия Пепита и при этом… досматривала десятый сон.
На рассвете вблизи вновь появилась «Бригитта», и пираты под предводительством Доктора захватили корабль.
«Мы прибыли в Триест, дорогая, – писал господин Вагнер супруге. – Начинается таможенный досмотр».
Глава тридцать третья
Мистер Тео проснулся у себя в каюте с жуткой головной болью. Он сел в постели и увидел на двери предостерегающую надпись:
Пароход причалил к Самби-Сумби.
К мистеру Тео приблизился шкаф и почтительно обратился с просьбой:
– Соблаговолите отпереть дверцу! Не стягивать же мне этот гроб через голову, как ночную рубашку!
– А ну, марш на место!
Шкаф, как побитый пес, поплелся к стенке. Снаружи донесся голос Артура Максвелла.
– Вперед, друзья мои! Заверяю вас – мы возвратимся на борт с Густавом Барром!
Шкаф издал смешок, похожий на скрежет металла, и мистер Тео в сердцах посулил смазать его машинным маслом, если он не умолкнет.
У причала для встречи экспедиции выстроились: правитель архипелага Самби, небольшой отряд туземных гвардейцев, правительственный письмоводитель с явными признаками базедовой болезни и знаменитый художник в плавках.
В каюту мистера Тео неожиданно заявился Вихлястый Скелет, по виду проповедник, а по сути пират.
– Не возражаете, если к вам зайдет посетительница? Если мой совет для вас что-нибудь да значит, я бы не рекомендовал с ней связываться. Это подлинная мадам Барр. Медный Граф от вашего имени встретил ее на вокзале в Сан-Франциско и доставил на борт «Господина Вагнера».
– Вам удалось заманить ее на эту ржавую посудину?! – изумился Тео.
– Я бы попросил без оскорблений! – сурово одернул его Вихлястый Скелет. – У дамы не может быть никаких претензий к пароходу. И если уж на то пошло, то пароход мне нравится больше, чем дама.
Вихлястый Скелет удалился, уступив поле действия вдове томящегося в шкафу путешественника. Законная мадам Барр! Эта не ворковала грудным голосом, как горлица, зато время от времени испускала короткие всхрипы, сотрясаясь при этом всем телом. Старая, некрасивая до безобразия, с жиденьким, остреньким пучочком.
– Рада познакомиться, – сообщила гостья и всхрипнула. У Тео от изумления подскочили брови. – Только вчера выяснилось, что я спутала вас с вашим младшим братом. Хрр!
– Выпейте воды! Вот, пожалуйста… Что это с вами такое?
– Застарелый симптом, не обращайте внимания! Другой мистер Тео тоже рыжий. Он рассказал, что вы ведете праведную жизнь и намерены заняться миссионерской деятельностью в джунглях. Хрр!.. У вас всегда лицо дергается?
– Боюсь, отныне это станет для меня застарелым симптомом…
Тео готов был рвать и метать. Ну что тут скажешь? Что Медный Граф никакой ему не брат и не сват? Но ведь не выкладывать же этой тетке всю подноготную!
– Вас всего два брата в семье? – поинтересовалась мадам Барр.
– Нет. На палубе обретается наш старший брат, его зовут Васич… Надеюсь, нам удастся разыскать вашего супруга.
– Мой бедный Густав!.. К сожалению, за последнее время он несколько подрастерял живость ума… Что там? Вы держите в шкафу кур?
– Как придется… Теперь вот мышь завелась! Ну не беда, сейчас мы ее утихомирим!
– Не слишком ли много воды вы туда льете? Как бы бедняжка не захлебнулась!
– Неважно. Как только выйдем в открытое море, прикажу выбросить за борт эту рухлядь. Она… хм… отработала свое. Вы хорошо жили с мужем? – спросил Тео, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– Я была счастлива с Густавом, хотя и не питала особых иллюзий. Видите ли, до восемнадцати лет Густав Барр был известен под именем Теодора Пружица. Он служил приказчиком у моего отца в лавке колониальных товаров… По-моему, у вас в шкафу не мышь, а крыса. Боже мой, сколько воды вы туда плеснули! Это не повредит животному?… Короче говоря, мой будущий муж совершил… хрр!.. ошибку: уехал из города, прихватив из кассы наличность. Несколько лет спустя мы случайно встретились с Пружицем и…
– Могу я попросить вас о любезности? Пожалуйста, не произносите вслух это имя! Оно действует мне на нервы.
– Хорошо, постараюсь… Каким образом год за небрежное обращение с чужой собственностью обернулся взаимной клятвой хранить друг другу верность до гроба, я затрудняюсь объяснить. Мне еще с детских лет импонировало… хрр!.. небрежное обращение мужа с изюмом. Когда Пру… Молчу, молчу! Какой же вы нервный, однако! Когда Густаву хотелось меня побаловать…
Отвязаться от словоохотливой вдовы удалось с трудом. Когда после ее ухода Тео отпер дверцу шкафа, профессор стоял там бледный, как полотно.
– Ну, вот что, Дружиц, Мружиц или как вас там зовут! Мало того, что в качестве приказчика вы небрежно обращались с изюмом и чужой кассой, но и как муж вы попросту растранжирили себя! Стыдитесь, господин Гружиц! Вы пытались избежать заслуженной кары!
– Ах, сударь! Разве за растрату дают пожизненный срок?
– Но это еще не все ваши грехи. Сия почтенная дама никогда не обладала кожей белее, чем снега Арктики, не соперничала красотой с коралловыми рифами, а темпераментом с Огненной Землей, у нее не было глаз ясных, как небо над Испанией, а ее поцелуи не обдавали зноем Африки!
– Согласен. Но что я должен был сказать? Что мое знакомство с колониями ограничивалось торговлей колониальными товарами, а во время первого моего путешествия я не был ни искателем, ни исследователем – просто за мной гнались по пятам мастера сыска и полицейские следователи?
– Непростительный грех с вашей стороны, господин Вруницкий! Скажи вы прямо, что ваша жена – худосочная особа, засидевшаяся в девичестве, к браку с которой вас вынудила горькая необходимость, все сложилось бы по-другому. Тогда мне удалось бы избежать столкновения с женщиной, действительно темпераментной, как Огненная Земля, и с душой темной, как чернокожая Африка! А кроме того, переменчивой, как море у мыса Доброй Надежды, и обманчивой, как мираж в пустыне.
– Сожалею, если невольно ввел вас в заблуждение.
За ввод в заблуждение вывода из шкафа не полагается. Тем более что снаружи послышались шум, восклицания, чьи-то твердые шаги, и в каюту ворвался чемпион научных открытий.
– Сударь! – От волнения Максвелл с трудом дышал. – Я принес вам радостную весть: мы нашли Густава Барра! В данный момент он находится здесь, на борту, под надежной охраной! Дайте кусок картона или плотной бумаги – подложить под шкаф, чтобы не шатался!
Под шкаф, который и впрямь шатался из стороны в сторону, подсунули сложенный лист плотной бумаги, но от этого голова у Тео не перестала идти кругом. В полной оторопи он взирал на энтузиастов, принесших «добрую» весть.
– Сударь! – вмешался футбольный судья. – Подписываюсь под словами сэра Максвелла. Наука не бессильна! Наука – что навесной мяч, пущенный подъемом стопы в левый верхний угол ворот!