К Си-Норосси привели семерых командиров отрядов, а вернее сказать — предводителей шаек. Все это были здоровенные детины, типичные бандиты. Именно они каждый день вели отряды в бой против беззащитных людей, неся смерть и мучения туземцам, а в награду получали хороший куш.
Си-Норосси подозвал первого, Сиди Алиру, сухопарого верзилу с мускулами, похожими на железные пруты.
— Собака, собачий сын! — крикнул ему султан. — Так-то ты служишь своему господину? Помогаешь убийцам скрыться?
Поклонившись до земли, Алира стал молить о пощаде.
Ухмыльнувшись, Си-Норосси сказал что-то палачу, и тот одним махом снес бедняге голову, покатившуюся со стуком к ногам султана.
Тайуб побледнел. Ему хорошо были знакомы эти вспышки гнева…
Подозвали второго командира, красивого юношу, сложенного как Геракл.
Ему не было равных в бою, но тут он испугался, отвечал невпопад, дрожа всем телом.
— Руби! — приказал султан палачу.
Вторая голова полетела вслед за первой. На земле валялись два трупа, из зияющих ран струилась кровь.
Пятеро военачальников стояли не шелохнувшись. Их, без сомнения, ожидала та же участь. Они покорились судьбе. Вот он, мусульманский фатализм, во всей своей красе. Си-Норосси — хозяин! Этим все сказано.
— Следующий! — произнес султан и холодно взглянул на отважных, жестоких, готовых на любое злодеяние вояк.
— Отман! — крикнул повелитель, и от группы обреченных отделился третий. Распрямив спину, со спокойным и независимым видом он подошел к хозяину-убийце и приветствовал его, подняв обе руки.
— У тебя нет веских объяснений… ты не смог защитить меня… опусти руки, они мешают палачу…
Несчастный опустил руки, в воздухе сверкнул клинок, голова слетела с плеч…
Си-Норосси раздувал ноздри, как будто торопился надышаться запахом алеющей у его ног крови, и, подняв голову, с высоты своего грозного величия взирал на трепетавшую толпу.
Он, один лишь он — хозяин их жизни и смерти!
Утолил ли он свою жажду крови? Нет.
Султан допрашивал командиров, вновь и вновь повторяя требование: ему нужны двое белых!
Теперь дело дошло и до бен Тайуба. Тот только хмурился под градом упреков и напрасных обвинений в нерадивости, но молчал.
Но тут к султану подбежал толстобрюхий евнух, один из стражей его гарема.
Беда! Новая беда!
Во время пожара напуганные женщины в панике бросились к дверям и сломали их, а затем высыпали на террасу, стеная и воздевая руки к небу. Однако их уняли и призвали к порядку.
Угроза миновала, и, так как огонь не добрался до гарема, женщин водворили на место.
Они покорно повиновались, но…
Сделали перекличку. Одной не хватает…
— Которой? Говори! Говори же, дьявол тебя побери!
— Это рабыня… Та, что прибыла с последней партией. Та, которую хозяин выбрал сам… Йеба!..
Султан завопил, словно раненый зверь.
Та, которую он избрал для себя сам, та, встречи с которой ждал с упоением, исчезла…
На этот раз гнев его вышел из берегов, и теперь поведение Си-Норосси походило уже на припадок эпилептика.
Султан спрыгнул с носилок и, размахивая кинжалом, ринулся в толпу. Он был в исступлении и считал, что ему все дозволено. Разве не совершал он хадж в священную Мекку? Разве он не избранник Аллаха? А раз так, то кто осмелится противоречить ему?..
Си-Норосси подбежал к бен Тайубу. Араб замер, сложив руки на груди. Ни один мускул на лице его не дрогнул.
Султан замахнулся.
— Берегись! — спокойно произнес Тайуб.
Взоры их встретились, и никто не опустил глаз.
— Собака! — взвизгнул Си-Норосси. — Даю тебе четверть часа… Ступай, ищи, мне нужна Йеба… мне нужны двое белых… Если же не найдешь…
— Так что тогда? — холодно прервал его Тайуб.
Си-Норосси не ответил, но в глазах мелькнула угроза.
— Иди! — отрезал он. — У тебя есть четверть часа.
Тайуб поклонился, подозвал кого-то из своих людей и удалился.
Не прошло и пятнадцати минут, как он появился вновь.
— Итак? — крикнул султан. — Ты нашел их?
По-прежнему владея собой, Тайуб подошел ближе.
— Женщину, как и обоих белых, найти невозможно.
— Ты лжешь! Ты сам помог им бежать.
— Си-Норосси, ярость затмевает твой разум. Какой резон мне помогать троим негодяям, с которыми меня ничто не связывает? Послушай, мне сообщили, что приближаются французы. Готовы ли мы встретить их, оказать сопротивление, победить? Гнев лишил тебя лучших и самых преданных твоих воинов. Даже твои друзья спрашивают себя, в своем ли ты уме.