Когда речь заходила о мамашке Тарновского, Зоя всегда плакала, потому что вспоминала свою мать. «Мамашка Орурка, — думала она при этом, — проплыла жизнь королевой: видела много городов и стран, в Венеции к её ногам бросали чёрные розы. А я таких роз даже не видела никогда. Ей посвящали стихи, с неё писали портреты, за неё убивали и садились в тюрьму. Моих родителей раскулачили в 1932 году. Маме роз не бросали, а приговорили к десяти годам строгого режима в лагере на далёком севере. И таких судеб были тысячи в моей стране в то время». Тарновский успокаивал её, как мог.
«Прекрасно понимаю твою ситуацию. У наших родителей была разная жизнь, но они и жили в различных мирах. СССР и запад это же разные планеты. Моя мать любила только себя и жила для себя. Твоя жила и выживала ради детей. Чувствуешь разницу? Кроме того моя мать тоже сидела в итальянской тюрьме целых восемь лет. Чёрные розы не смогли облегчить приговор. Художники, писатели, поэты посуетились около неё, бросили цветочки и ушли своей дорогой».
«Всё это так, — всхлипывала Зоя, — только тюрьма твоей мамашки была бы курортом для моей. Что такое сталинские лагеря ты даже отдалённо себе не представляешь».
Такие разговоры ненадолго нарушали идиллию двух стариков. Они были счастливы вместе.
Наконец, свершилось то, о чём мечтала Зоя всё последнее время. Она пришла к Арине, та встретила её злым взглядом и начала разговор первой.
«Ты, гнусная предательница! Презираю тебя».
«Не спеши. Ответь на простой вопрос. Какое удовольствие получала ты, издеваясь над местным населением. Устраивая дурацкие сцены с переодеванием и раздеванием. Почему так жестоко относилась к больным детям? Разрешала их убивать? Обжиралась. Напивалась. Надсмехалась. Зачем сотворила из себя богиню и наслаждалась этим?»
«Ха-ха, всё очень просто. Ума у тебя всегда было мало, ты тупая глупая мошенница. Какой была, такою и осталась. Меня провела по чистой случайности, по обстоятельствам. Я захотела поверить тебе, а не надо было. Почему я выходила голая из шара? Шар создание меркуриан и внутри его температура около 60-ти градусов. Находиться в нём в одежде невозможно, входят и выходят из него голыми. Поняла, простушка? Одежду меняли и создавали тоже меркуриане, согласно моим желаниям, конечно. Они служили мне, эти безобразные слизняки и я ненавидела их, как ненавидела оборванцев из деревни туземцев, их грязных детей, тупых женщин и скотоподобных мужчин. Я ненавидела эдельвейсов, которые думали о себе слишком много. Считали себя здесь хозяевами, и я делала всё, чтобы унизить их. Я презирала учёных за то, что они знали больше меня и говорили о вещах непонятных мне. Я их унижала и наслаждалась этим. Пулково я убила бы самым жестоким образом, и тебя тоже и твоего придурка Тарновского. Всех вас убила бы, разорвала на части. Ненавижу всех! У меня много денег, но я хочу ещё. У кого есть миллион — хочет два. У меня много миллионов, мне некому их оставить, но я хочу ещё и ещё. Я ненавидела туземцев за то, что они тащили мне жратву и вино, а я хотела, чтобы они тащили мне деньги».
Зоя молчала. Она поняла, что говорить и спрашивать бесполезно, перед ней больной человек с нарушенной психикой. Жизнь её сделала такой. Зоя даже жалела её. Она тихо сказала:
«Тебе нужен покой, Арина. Пока ты здесь, я буду ухаживать за тобой» и ушла. Жизнь Зои была тоже была не сладкой, «почему же, — думала она, — мы стали такими разными?». И сама себе ответила: «Деньги. Деньги убили в Арине всё, что было в ней хорошего».
Сургутская Дева первый раз в жизни отдыхала. Она облазила весь остров. Сопровождал её всегда только «Красная Рука». Она подружилась с обитателями деревни, со стаей обезьян в дальних джунглях. Ей было интересно всё. Одна только проблема мучила её: почему в далёком 2064 году никто ничего не слышал о возможности перемещения во времени и пространстве, нигде в научном мире не упоминалось имя великого Пулково, никто и никогда не говорил о посещении нашей планеты разумными меркурианами. Эти планетарные события не могли остаться незамеченными. И она решила поговорить об этом с самим Пулково. Разговор состоялся. Их было трое: Пулково, Тарновский и Сургутская Дева. Это был даже не разговор, а монолог великого учёного, настоящего человека:
«Лучше человечеству будущего не знать теорию перемещения. Я использовал её один раз, когда надо было спасти моих друзей. Я подтвердил правильность своих расчётов. Я отправил их в будущее и вернул обратно, практически без ошибок. Я встретил здесь, на острове, человека из будущего, вас, прекрасная Дева. Вы открыли мне мир будущего, который оказался далеко не так прекрасен, как я полагал: войны, терроризм, убийства, похищения, богатство и вопиющая бедность. Люди будущего горды, самолюбивы, не милосердны, жадны, жестоки. Олигархи и военные, президенты и министры будут использовать мою теорию в личных целях. Мой труд не должен попасть в грязные руки завоевателей и злопыхателей. Он не должен служить ни фашистам, ни коммунистам. Ни Бушу, ни Ельцину, ни талибам, ни Пралицкому, ни Беленькому. Пятьдесят лет ранее коллеги сумели создать атомную бомбу. Результаты талантливого изобретения вы знаете лучше меня. Раньше я мечтал, что моя теория будет читаться в университетах, моё имя прославит науку. Сейчас, когда Вы, глубоко уважаемая Лидочка из Сургута, рассказали мне историю человечества за последние восемьдесят лет, я понял: пусть я кану в вечность пылинкой с поверхности земли, и никто никогда не узнает моего имени и моего открытия».