Профессор. Не беда! Дорогу тебе там кто-нибудь да укажет – не пустыня, слава богу... Да, и прихвати с собой вот это!
Гена. А что это за коробочка?
Профессор (несколько уязвленно). Это тебе, дружок, не коробочка, а дистанционное управление нашей машиной. Если с тобой стрясется что-нибудь уж слишком... гм... чудесное, нажми кнопку – и вмиг очутишься рядом со мной.
Гена. Ну, ладно... Попробуем.
Профессор. То-то. Итак, настраиваю машину. Льюис Кэрролл. «Алиса в Стране Чудес»... То есть виноват: на этот раз – «Гена в Стране Чудес»!
И – абсолютная тишина. Гена совершенно один.
Гена. Надо же – никого... А Архип Архипыч еще говорит: не пустыня. Как же не пустыня, когда... Ой! Что это в воздухе такое? Улыбка? Честное слово, улыбка! Только кто улыбается, не... (Раздается негромкое «мяу».) Смотрите, кот! Кот прямо из воздуха возникает и еще улыбается, зараза! (Снова «мяу!», но уже обиженное и сердитое.) Ой, извините! Это я нечаянно. Скажите, пожалуйста, как это у вас получается?
Кот. Мяу! Потому что я Чеширский кот.
Гена. Чеширский? Понятно. То есть, наоборот, ничего не понятно.
Кот. Ну, если тебе так уж хочется и если ты не будешь называть меня всякими нечаянными словами, я объясню. Видишь ли, ученые утверждают – а ученые знают все-все на свете, даже то, чего нельзя и не нужно знать, – что некогда в Чешире... Это такое местечко в Англии... Словом, там продавали сыр в виде улыбающейся кошачьей головы. Ясно?
Гена. Насчет сыра ясно. А насчет вашей улыбки не очень...
Кот. Мяу! Какой недалекий мяуальчик! Скажи, если ты съешь этот сыр, можешь ли ты утверждать, что при этом съел и улыбку?
Гена. Улыбку? Нет.
Кот. Ну, вот! Значит, улыбка может существовать отдельно. Как у мяу... как у меня: она появляется прежде, чем возникну я сам, и остается после того, как я исчезну. Сейчас я начну исчезать, и ты это увидишь.
Гена. Постойте, постойте! Не исчезайте! Скажите, пожалуйста, что, у вас тут всюду так пустынно? И тихо?
Кот. Тихо? Пустынно? У нас? Мяу, какая чушь! Протри глаза! Ты возле самого домика Герцогини. Вон ее кухарка варит суп с перцем... (Гена отчаянно чихает. Кот – удовлетворенно.) Я же сказал: с перцем. А сама Герцогиня в это время...
Но, кажется, незачем и продолжать. Что-то со стуком и звоном – «бац!» – разбивается о стену.
Гена. Эй! Это что такое? Чуть мне в голову не попали! А поосторожнее нельзя?
Кот (безмятежно). Не обращай внимяуания. Просто кухарка у Герцогини очень злая, а перец еще злее...
Гена. Апчхи!
Кот. Вот видишь?.. И поэтому она все время чем-то швыряется от злости: то тарелкой, то чашкой, то блюдом... («Бац! Бац! Бац!») А сама герцогиня в это время нянчит ребенка.
И тут начинается... То есть, что именно начинается, трудно даже сказать. Ревет-заливается младенец. Стараясь его перекричать, поет (если это можно назвать пением) колыбельную (если ее можно назвать колыбельной) Герцогиня (если только бывают такие герцогини). «Бац! Бац! Бац!» – это бесится кухарка. Да еще нашим Геной овладело непрерывное чихание.
Герцогиня.
Гена (выкрикивает между приступами чихания). Да перестаньте вы... чхи!.. швыряться! Я вам, вам... чхи!.. говорю! («Уа-а!Уа-а!Уа-а!» – это младенец. «Бац! Бац! Бац» – кухарка.) Ну вот, вы же своей тарелкой сейчас чуть-чуть ребенку нос не расквасили! Чхи!..
Герцогиня (очень многозначительно). Если бы никто не совал своего носа в чужие дела, мир завертелся бы куда быстрей, чем сейчас.
Гена (справившись наконец с чихом). Во-первых, никуда я его не сую. А во-вторых, чего ж было бы хорошего, если бы Земля быстрее вращаться стала? Ночь бы с днем перемешалась, вот и все! Если хотите знать, то от вращения...
Герцогиня. Кстати, об отвращении. Таких отвратительных мальчишек, как ты, надо казнить.
Гена. Самих вас надо... (Младенец, кажется, лопнет от вопля). Да что же это вы с ребенком-то творите? Разве же так баюкают? Вы из него всю душу вытрясете!
Герцогиня. Как обращаться с моим малюткой, я знаю лучше всех на свете! (Опять запевает.)
Гена (пытаясь перекричать и песню, и «бац! бац!», и «уа! уа!»). Говорю вам, перестаньте его трясти!
Герцогиня. Ах, вот как? Ну, если ты это умеешь лучше меня, тогда и нянчись с ним. На! А я приглашена на крокет к королеве. Но берегись, если он начнет у тебя вести себя по-свински!
Гена. Ну и идите! И пожалуйста! У меня-то ему все-таки спокойнее будет... (Младенец кричит безостановочно.) Эй, слушай, не ори! Ну, чего хочешь? Песенку, что ли, тебе спеть? Баю-баюшки-баю, не ложися на краю... Как там дальше-то? Ну, и влип же я! Что мне с ним теперь делать? Хоть бы конфетка с собой была... (Просительно.) Слышишь? Ну, не ори же!..
В голосе его столько самой настоящей мольбы, что неудивительно: младенец вдруг послушался. Но как? Орать-то он перестал, зато захрюкал. Самым что ни на есть натурально-свинским образом: «хрю-хрю-хрю!»
Ты чего? Я тебя спрашиваю: ты чего это захрюкал? Что ты, поросенок, что ли? Тогда уж лучше ори! С ума сойти! Ну и ну! Ребенок в поросенка превратился! И пятачок, и копытца, и хвостик даже! Эй, эй, стой! Куда? (Слышно, как поросенок, визжа, бьется в его руках. Потом – еще один, последний взвизг и удаляющийся мелкий топот копытец.) Сто-ой!.. Нет, хватит с меня! Ноги моей здесь больше не будет! Где моя коробочка?
И, как было ему обещано, Гена в один миг телепортирует-ся – так выражаются в научно-фантастических книгах. У нас тут никакой фантастики нет, все чудеса самые что ни на есть обыкновенные, и мы можем выразиться проще: раз – и там! То есть опять рядом с профессором.
Ну, Архип Архипыч, это не Страна Чудес, а сумасшедший дом какой-то! Знаете, что со мной было? Иду я – и вдруг...
Профессор. Да успокойся, Гена! Я ведь все слышал.
Гена. Как? Откуда?
Профессор. Вот тебе раз! По радио, конечно.
Гена. А-а, ну да! Я уже из-за этой Герцогини с ее поросенком совсем соображать перестал. Это ж надо такую бессмыслицу придумать!