Франц. Ах, сударь, вы меня слышали... я сам с собою рассуждал...
Альбер. А о чем рассуждал ты сам с собою?
Франц. Я думал, как бы мне попасть на турнир.
Альбер. Ты хочешь попасть на турнир?
Франц. Точно так.
Альбер. Ничего нет легче.
Гена. Здорово! Молодец этот Альбер! Видите, Архип Архипыч, прямо как в сказке! Стоило Францу пожелать – и готово, как на тарелочке!
Профессор. Браво, Гена!.. То есть насколько сбудутся желания Франца, это еще поглядим и увидим, но вот слово «сказка» ты произнес удивительно к месту. В этой пушкинской пьесе в самом деле очень много похожего на сказку: и речь героев, и стремительность, с какой движется действие, и еще кое-что... Но давай-ка именно ей, стремительности, как раз и не будем мешать.
Альбер. Да, ничего нет легче: у меня умер мой конюший – хочешь ли на его место?
Франц. Как! Бедный ваш Яков умер? Отчего ж он умер?
Альбер. Ей-богу, не знаю – в пятницу он был здоровешенек; вечером воротился я поздно (я был в гостях у Ремона и порядочно подпил) – Яков сказал мне что-то... я рассердился и ударил его, – помнится, по щеке, а может быть, и в висок, – однако нет: точно по щеке; Яков повалился – да уж и не встал; я лег не раздевшись, а на другой день узнаю, что мой бедный Яков – умре.
Гена (озадаченно и неприязненно). Ничего себе!
Профессор (в тон ему). Да, благородства и тем более учтивости здесь, кажется, действительно маловато!
Франц. Ай, рыцарь! Видно, пощечины ваши тяжелы.
Альбер. На мне была железная рукавица. Ну что же, хочешь быть моим конюшим?
Франц (в нерешительности; у Пушкина сказано: «почесывается»). Вашим конюшим?
Альбер. Что ж ты почесываешься? Соглашайся. Я возьму тебя на турнир; ты будешь жить у меня в замке. Быть оруженосцем у такого рыцаря, как я, не шутка: ведь уж это ступень.
Франц. А вы не будете давать мне пощечин?
Альбер. Нет, нет, не бойся; а хоть и случится такой грех – что за беда? – не все ж конюшие убиты до смерти.
Франц. И то правда: коли случится такой грех – посмотрим, кто кого...
Альбер. Что? что ты говоришь, я тебя не понял?
Франц. Так, я думал сам про себя.
Альбер. Ну, что ж – соглашайся...
Франц. Извольте – согласен.
Альбер. Нечего было и думать. Достань-ка себе лошадь и приходи ко мне.
Архип Архипович выключает машину.
Гена. Да-а... Это вам действительно не Айвенго... И зачем только Франц согласился к нему пойти? Тем более вы говорили: он поэт. Гордый, значит.
Профессор. Ну, это-то как раз очень понятно. Во-первых, он стремится из своего мира, из своей среды, из сословия мещан – так тогда называли весь вообще городской люд, купцов, ремесленников... Это я на тот случай, чтоб ты не подумал, будто слово «мещанин» здесь ругательное... Стремится в узкий круг дворян, рыцарей. Во-вторых, как ты и сам мог бы догадаться по его словам, Франц влюблен в некую прекрасную Клотильду, а она – сестра Альбера. Но, в общем, твои сомнения оправдались. Ничего хорошего из этой службы не вышло. Франц не сдержался и однажды на хамство своего хозяина ответил дерзостью. Его, естественно, выгнали, он подговорил крестьян взбунтоваться против рыцарей, но бунт, увы, был подавлен, а самого Франца победители порешили казнить...
Гена (с ужасом). И казнили?
Профессор. Опять-таки не торопи событий. Лучше убедись своими глазами, какой поворот получился в судьбе Франца...
Опять «Сцены из рыцарских времен». Замок. Веселый, грубый шум пира. Крики, хохот.
Первый рыцарь. Ротенфельд! праздник ваш прекрасен; но ему чего-то недостает...
Второй рыцарь (он-то и есть граф Ротенфельд). Знаю, кипрского вина; что делать – все вышло на прошлой неделе.
Первый рыцарь. Нет, не кипрского вина; недостает песен миннезингера...
Ротенфельд. Правда, правда... (Слугам.) Нет ли в соседстве миннезингера; ступайте-ка в гостиницу...
Альбер. Да чего ж нам лучше? Ведь Франц еще не повешен – кликнуть его сюда...
Ротенфельд. В самом деле, кликнуть сюда Франца!
Первый рыцарь. Кто этот Франц?
Ротенфельд. Да тот самый негодяй, которого вы взяли сегодня в плен.
Первый рыцарь. Так он и миннезингер?
Альбер. О! все, что вам угодно. Вот он.
Ротенфельд. Франц! рыцари хотят послушать твоих песен, коли страх не отшиб у тебя памяти, а голос еще не пропал.
Франц. Чего мне бояться? Пожалуй, я вам спою песню моего сочинения. Голос мой не задрожит, и язык не отнялся.
Гена (тихо, чтоб не услышали). Здорово держится, правда, Архип Архипыч?
Ротенфельд. Посмотрим, посмотрим. Ну начинай...
Франц.
Гена (гак же тихо). Архип Архипыч! Он тут на любовь к этой девушке... ну к Клотильде, намекает, верно? Видите, как она покраснела?
Профессор. Вероятно... Во всяком случае, в одном ты прав: уж она-то действительно приняла его слова на свой счет.
Первый рыцарь (не скрывая разочарования). Славная песня; да она слишком заунывна. Нет ли чего повеселее?
Гена. Вот дураки! Такие стихи услышать и... Ведь это же Пушкин Францу свои собственные как бы подарил?
Профессор. Да, хотя и несколько переделал для этого свое знаменитое стихотворение о бедном рыцаре. Так сказать, подредактировал его, чтоб оно уместнее прозвучало в устах средневекового поэта – менестреля или миннезингера, как их называли...
Ротенфельд. А все-таки я тебя повешу.
Первый рыцарь. Конечно, песня песнею, а веревка веревкою. Одно другому не мешает. (Хохочет.)
Клотильда (решается наконец подать голос). Господа рыцари! я имею просьбу до вас – обещайтесь не отказать.
Ротенфельд. Что изволите приказать?
Первый рыцарь. Мы готовы во всем повиноваться.
Клотильда. Нельзя ли помиловать этого бедного человека?.. он уже довольно наказан и раной и страхом виселицы.