Кланкити-кланкити-бэнг. Кланкити-кланкити-бэнг… Подростки с пустыми лицами извиваются и шаркают под преступный бит, отдавая ему душу.
Заключительная барабанная дробь, и оркестр уходит на отдых. Зажигается свет и освещает лицо юноши. Фальшивое наглое лицо и унылый, мне-не-куда-идти взгляд.
В этом набитом людьми зале он исходит потом, он почти задушен горячими испарениями стремительно двигающихся тел и обильно политых маслом волос. Толпа бесцельно кружит по залу. Один-двое останавливаются, заговаривают с ним. Он коротко отвечает.
Оркестр начинает снова. Четверо юношей в туго обтягивающих брюках импровизируют на мерцающих электрогитарах, выдавая настоящий ритм бита. Аккорд на басовой гитаре, потом переборы на других, и они уходят.
Осторожно, чтобы не прожечь горячим пеплом новый костюм, он закуривает сигарету. Дым спиралью плывет вверх и тонет в чаду под потолком. Свет наполовину гаснет, и перед ним появляется девушка. Темные провалы глаз на бледном лице, пепельные короткие волосы. Ярко накрашенные губы кривятся.
— Ну и скучища здесь!
Он окидывает взглядом ее блузку. Грудь маленькая. Совсем плоская.
— А где нет?
Она садится рядом с ним, и они наблюдают за танцующими.
— Жарко как в пекле, а эти кошки все пляшут.
— Сумасшедшие! Я один раз видел, как черная кошка кружилась, кружилась и свалилась замертво. Она сошла с ума.
— Сошла с ума.
В ее поведении чувствуется беспокойство. Он видит капли пота у нее на лбу.
— Хочешь выйти на улицу?
— Мой парень куда-то отвалил. Думаю, и мне можно.
Они обходят танцующих. Направляются к берегу реки.
Она держится за его руку, когда они идут по траве. Звезды заполнили темное небо, в ветках шумит прохладный ветер. Они садятся, и он чувствует, как прижалось к нему ее тело.
Ему сейчас совсем не до этого, да и стоит ли? Секс иногда бывает скучным. Все же он трогает ее груди, и она не против. Здесь слишком хорошо для всего, кроме разговоров.
— Вчера удалось раздобыть немного денег, и я купил новые носки.
— Шикарные. Я еще там заметила. Наверно, дорогие?
— Дорогие. Но я христианин, и бог иногда помогает мне наличными. Выплачивает свой долг.
— Какой долг? — спрашивает она.
— Когда я был маленьким, церковь до смерти мне надоела. Теперь она, кажется, поняла.
— Эй, уж не грабанул ли ты церковь?
Он кивает головой.
— Пожертвования. Пустячная работа.
И он рассказывает ей, как пришел вчера вечером в церковь. Там еще оставались несколько человек, но они его не заметили. Он проскользнул в маленькую дверцу, выходящую на лестницу. Однако путь на хоры был перекрыт решеткой, поэтому пришлось сидеть и ждать, когда церковь закроют. Потом он спустился вниз, и вот тогда стало страшновато. В ризнице еле-еле светила одна-единственная лампа, а вокруг двигались тени. К счастью, он прихватил с собой фонарик.
— Я чуть было не свалил святого Антония, извинился и попросил у него помощи. Он-то и мигнул мне, где найти ящик, а тот, оказывается, совсем рядом. Открыть его было пара пустяков. Правда, один раз ломик соскочил и наделал-таки шуму, но никто не услышал… кроме бога, а ему наплевать. Все получилось, как всегда, удачно. Там было несколько бумажек и мелочи на целый карман.
— А как ты выбрался, ведь ее заперли?
— Запросто. Там есть одна дверь, она запирается изнутри. Я знал о ней с самого начала. На улице было совсем темно, и меня никто не видел.
— Все равно рискованно, — сказала она. — Наверно, тебе очень были нужны деньги, если ты не побоялся бога.
Его пальцы расстегивают блузку и забираются ей в лифчик. Она хихикает. Потом делает рукой движение…
Не стоит того. Заполучил на все готовую птичку, и хоть бы что. Нет, не сегодня.
Какое-то время они, лежа на земле, целуются, потом он садится и говорит:
— Послушай. Знаешь что? Я хочу уехать на восток и стать кем-нибудь. Здесь я конченый человек. Больше ни на что не гожусь. Если наняться собирать фрукты или поработать на ферме, можно поднакопить денег на дорогу.