Как-то раз сидит у эфирного приёмника корнет Оболенский. Прильнул у рупору аппаратуса, слушает. Не замыслили ли вороги чего-нибудь злокозненного? Как вдруг : Тик-так таак-тик!
Корнет всё это записал и Голицыну принёс. Тот как увидел эти точечки-тире, так всё и понял:
— Знакомый почерк, корнет, не находите?
— Так точно, господин поручик! Некий Ульянов, известный под кличками “Н. Ленин” и “Старик”, разрешите заметить, господин поручик, опаснейший бомбист и смутьян!
Голицын немедля к царю, полдня скакал, трёх гнедых загнал, но успел!
— Ваше императорское Величество. Беда! — и листок с эфирограммой перехваченной, бац, императору на стол!
— Поручик, да на вас лица нет! — изумился император. Нельзя же так, голубчик! Немедленно выпейте, — и наливает поручику из фляжки, которую от Александры Фёдоровны, прятал за голенищем специально пошитых сапог, чарку анисовой. А сам депешу читает. Читает Николай II, и глазам своим не верит:
"From Russia With Love to Bnai-Brith.
Братья, такая вотъ оказія приключилась со мной — ассигнаціи сызнова заканчиваются. А бандероль съ масонскими фунтами паундов, что на подрывъ самодержавія, задерживается. А в целомъ всё идёт по плану! Пролетарiи бунтуютъ и круглосуточно пребываютъ во хмелю въ гостяхъ у желтобилетницъ. Братъ Ульяноff, Мастер 20-го градуса посвящения."
Император рассвирепел, глаза его мечут громы-молнии!
— Так, что это такое делается, поручик! Заговоръ, мятежъ! А ну-ка немедля изловить этого самого Ульяноffа, и ко мне!
Корнет Оболенский долго за Ульяновым гонялся. Изловил его уже на острове Сахалин, когда тот, прихватив планы фортификационные и чертежи наиновейшего броненосца, к Микадо Японскому решил сбежать. В цепях и колодках, в железном ящике, в Санкт-Питербурх злодея привезли. Оболенскому — очередной чин. Голицыну — медаль золотую, а Попову, император, вначале, хотел пожаловать деревушку и полсотни крестьян. Но после, поразмыслив хорошенько, велел изобретателя заковать в кандалы, да и закрыть в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. К изобретателю воздухолетательного снаряда, господину Можайскому в компанию! А радио, велел император, повсеместно запретить в Российской империи. Одни беспокойства с того радио.
Военно-историческая сказка про 23-го февраля
Сейчас, за давностью лет мало уже кто знает, какие события послужили тому, что день 23-го февраля стал отмечаться, как праздник Советской армии. А потому что не интересуется молодЕж историей. Придётся, видимо, мне рассказать, как всё было в том далёком 1918-ом. А было так… Сто немецких дивизий, при поддержке трехсот аэропланов Люфтштрайкрафте и десяти линкоров Кайзерлихмарине, наступали на колыбель трёх революций, город Ленинград. Пятьсот штурмпанцервагенов, триста бронированных “Цепеллинов”, тысяча триста мотоциклов “Цундап” с пулемётами и собаками в колясках… Немцы даже пушку “Дора” срочно перебросили на восточный фронт, чтобы уничтожить первое в мире государство рабочих и крестьян, ненавистное буржуям всего мира и министрам-капиталистам. Но молодая Красная армия только смеялась над врагом. А когда отсмеялась, то так развернулась, да как дала фрицам по шапке, что покатилась прочь со священной советской земли кайзеровская нечисть! Бежали все эти гиндербурги-людендорфы, так, что только пятки сверкали. Успели лишь Людендорфа в Бресте за шкирку поймать. А ну-ка стой, немец-перец колбаса! А ну-ка садись и подписывай акт о безоговорочной капитуляции Германии! Поартачился Людендорф, но подписал, а куда денешься? С одной стороны матрос Железняк с маузером, а с другой товарищ Ленин со стаканом горячего чая с сахаром, так и глядишь, на голову выльет, что не по-его пойдёт. Потом, когда капитуляцию подписали, товарищ Ленин Людендорфа в сторонку отвёл и три миллиона золотых рубликов ему в саквояже даёт:
— Держи! Это тебе на революцию в Германии. Кайзера свергнешь — отдашь всё до копеечки! Да и не забудь Розочке Люксембург и Кларе Цеткин на Восьмое марта подарки купить!