— Хорошо, я устала, — согласилась я.
Мы расседлали лошадей, и пустили их пастись, Михей закутал меня в одеяло и прижав к себе, я удивленно вскинула брови.
— Ничего личного, просто, если с тобой что-то случиться Владимир живьем шкуру снимет, и я не хочу чтобы ты заболела, давай спать.
— Давай, — согласилась я, и провалилась в спасительный сон.
Михей, оказался прав, я заболела, утром у меня поднялась температура, заболела голова. Выпив отвар, мы вступили под кроны деревьев, листья уже почти облетели, только кое-где совсем смелые, бросали вызов наступающей зиме, тишина не гомона птиц, не голосов животных. Я сидела на Моли, Михей вел лошадей на поводу, то и дело, оглядываясь на меня.
— Не надейся, — обнадежила я его, — выживу.
— Дурна девка, — проворчал себе под нос мужчина.
Мы вышли на прогалину между деревьями, вернее сказать уперлись носами в огромный забор, сделанный из сплетенных между собой костей, и осмотрелись невдалеке виднелись ворота, над ними сверкая в разные стороны огненными глазами, висели черепа, несколько наколотых на колы стояли возле ворот. Мы подошли к ним, я старалась не смотреть, Михей долго церемониться не стал и забарабанил в ворота, кулаками, потом присоединил к стучанию еще и тяжелые сапоги.
— Открывай карга! — крикнул он.
Внутри что-то заскрипело.
— Фу-фу, русским духом завоняло, — раздалось за воротами.
Я обиделась.
— И что я тебе говорила, — сказала я, — нужно было искупаться, когда была такая возможность, вот видишь что получилось. Бабушка простите его, он вообще псиной воняет, то есть медвежатиной.
— И ничего я не воняю, — возмутился мужчина.
— А ты себя нюхал, к тебе только с подветренной стороны последнее время подходить можно.
— У меня уникальный нюх, но я ничего не чувствую.
— Конечно, свое не воняет, — не осталась я в долгу.
— Ну знаешь, — разозлился Михей.
Наш спор прервали самым бесцеремонным способом, а именно тихим смехом, мы перестали спорить и уставились на молоденькую девушку с длинной почти до земли черной косой.
— Ну так заходите, — смеясь сказала девушка, отворяя ворота.
— А ты кто? — спросила я.
— Не узнаешь, баба Яга.
— Тю, не похожа, — отмахнулась я.
Мы вступила на двор, чистый большой, посередине стоял терем, украшенный черепами и костями. Мне стало плохо.
— Как же ты тут живешь?
— Привыкла, красиво, правда, это все Соловей сделал.
— Из кого? — еле подавив рвотный рефлекс, спросила я.
— Не из кого, а из чего, из дерева.
— Да ладно? — не поверила я.
— Сама смотри, — Яга сняла один из черепов и кинула мне, я боязливо поймала, осмотрела, правда дерево.
— Ничего себе, да у него золотые руки, — восхитилась я.
— Это да, только ему не говори, а то опять загордиться. Давай те в дом, а я пока баньку истоплю. Тогда и поговорим. Ведь не просто так вы ко мне пришли.
Яга пошла к бане, попутно кинув взгляд на коней, Моль тут же отвернулась, Буян наоборот стал отплясывать.
Ну, где конюшня вы знаете, — сказала она, проходя мимо коней.
Мы вошли в терем, внутри было всё в русско-народном стиле, огромная русская печь, стол, две скамьи. Мы переминались в дверном косяке.
— А ты, и правда, медвежатиной воняешь, — раздалось за спиной Михея, — иди, купайся, или может спинку потереть.
Михей зло сверкнул глазами и схватив Ягу под локоть.
— Я тебя с ней наедине не оставлю, так что ты со мной.
И выволок, её из горницы, я осталась одна, и тяжело опустилась на скамью, тут меня привлек странный шум и ржание. Я выглянула в окно, моя Моль была окружена более десятка белоснежных жеребцов, прижав ушки к голове, кобылка клацала зубами. Выскочив на крыльцо и пробравшись между ног жеребцов, стала на защиту своей любимицы.
— Пошли вон! — крикнула я замахиваясь.
Жеребцы издали шипение и пригнув лебединые шеи ощерились заостренными клыками.
Ничего себе лошадки, — подумала я, но отступать не собиралась.
Моль поступила так же зашипев, она притянула меня к себе, её глаза загорелись голубым светом. С безоблачного неба ударила молния, оставив на земле огромного прекрасного белоснежного с длинной гривой и хвостом коня, он гордо подошел к нам, жеребцы расступались перед ним.
— И во что ты опять ввязалась? — спросил конь.
Я оторопела.
— Мы всю землю облетели, но так тебя и не нашли.
— Простите, — сказала я.
Конь заулыбался.
— Маленькая ты моя.
— Папа, — всхлипнула Моль и отодвинув меня, прижалась к корпусу коня, я опустилась на землю, — и я уже не маленькая.