Однако тут есть существенное отличие. Эдгар В. в противоположность Вертеру не помышляет о самоубийстве. Он не находится в непримиримом конфликте с окружающим. В его голове много путаницы, а ему кажется, что он во всем может разобраться сам, в одиночку. До поры до времени он не думает о своей ответственности перед матерью, которая, пусть ошибаясь в чем-то, одна растила и воспитывала его, перед школой, где он учился, шире — перед обществом, потому что семнадцатилетний человек, конечно, уже несет такую ответственность.
Но он меняется, и когда погибает, то погибает на важном рубеже жизни, уже готовый избавиться от ощущения своей непонятости, отказаться от добровольного одиночества.
Мы говорим о нем сейчас как о живом человеке, но это литературный образ, созданный писателем Пленцдорфом, который отнюдь не приукрашивает, но и не упрощает своего героя.
Да, на многое, что его окружает, Эдгар смотрел с иронией. Но отнюдь не на основы жизни нового общества. Для него они — несомненная данность, вне которой он себя не мыслит. Для него неприемлемы мещанство, громкие фразы и доктринерские назидания. Разумеется, он далеко не идеальный герой, но это еще очень молодой человек, который проходит путь трудного внутреннего развития, не ограничиваясь поисками внешне оригинального поведения, взрослея и меняясь в главном — в отношении к труду, любви, искусству. Можно не сомневаться — если бы этот путь продолжился, все напускное слетело бы с него, как шелуха. Так слетела с него циническая бравада, когда он по-настоящему полюбил.
Повесть Пленцдорфа призывает (хотя прямо в ней это никак не декларируется) не судить о людях, особенно молодых, лишь по их внешним проявлениям, не стричь всех под одну гребенку. Это, между прочим, хорошо выражено в том, как постепенно меняется отношение строительной бригады к Эдгару. Вот рабочие приходят в его заброшенную дачку, видят на стенах его странноватые картины. В отличие от Шерли, которая, не задумываясь, решает, что Эдгар рисует так, потому что не умеет рисовать «правильно», товарищи Эдгара по бригаде не торопятся давать оценки и делать выводы. Эдгар не вызывает у них ни осуждения, ни отталкивания, они не высказывают поспешных приговоров, на которые так щедр обыватель, когда видит человека необычного, тем более странноватого. Напротив, он интересен товарищам по бригаде, они стремятся понять, что же такое этот Эдгар Вибо.
Год назад в ГДР имя Пленцдорфа и имя его героя были у всех на устах. «Интересно»— такие отзывы о «Новых страданиях юного В.» в Берлине, Дрездене, Ростоке, Иене я слышал не раз. Не только от тех, кому это произведение понравилось безоговорочно, но и от тех, кто увидел в нем как немалые достоинства, так и серьезные недостатки.
Вот что сказал Франц Фюман, отвечая журналу «Вельтбюне» на вопрос, какое произведение он считает «книгой (1972) года»: «С величайшим удовольствием, сопереживая, прочитал я «Новые страдания юного В.» и громко, во всеуслышание говорю этому произведению: да!» Примечательное суждение! И потому, что оно принадлежит авторитетному мастеру, и потому, что мастер этот сам много размышляет о воспитании детей, подростков, юношей не только в годы своего собственного детства, но и в совершенно иных исторических условиях — «здесь и сейчас».
Одна из важных сторон произведения Пленцдорфа — его обжигающая актуальность. Дело не в точно услышанных особенностях языка Эдгара Вибо, не в приметах моды и быта, а в более существенном — в его размышлениях и исканиях.
Если нашим читателям, которым сейчас тридцать — сорок лет, «Новые страдания юного В.» напомнят некоторые произведения советской молодежной прозы конца пятидесятых — начала шестидесятых годов, то читатели старшего поколения, быть может, вспомнят «Дневник Кости Рябцева» и «Исход Никпетожа» Николая Огнева. По духу и стилю работа Пленцдорфа близка книгам Николая Огнева — при всех отличиях страны, среды, времени, языка. Эта близость — во внимательном, пристальном, не раздраженном, но и не умиленном, серьезном и доброжелательном, трезвом и критическом изучении молодого человека, его волнений и проблем, его еще неустоявшегося, бродящего характера.
У читателей, вероятно, возникнут вопросы об авторе и о судьбе его работы. До «Новых страданий…» имя Ульриха Пленцдорфа было незнакомо не только нам, но, пожалуй, и немецким читателям.
Пленцдорф живет в Берлине. Ему тридцать девять лет. Он — профессиональный киносценарист. «Новые страдания юного В.» первоначально предназначались для кино, но экранизированы не были. Как литературный сценарий работа Пленцдорфа напечатана в начале прошлого года на страницах «толстого» литературного журнала «Зинн унд форм» — органа Немецкой академии искусств, солидного академического издания. О номере, в котором были опубликованы «Новые страдания юного В.», сразу же заговорили. Два драматических театра — в Галле и Потсдаме — осуществили инсценировку этого произведения. Обе постановки, особенно работа театра в Галле, показанная на берлинских гастролях, имели большой успех. Так сценарий Пленцдорфа обрел жизнь и на сценических подмостках.