Мертвые невесты тянутся к своему мужу, тонкие пальцы, костлявые руки, изуродованные суставы. Адольфус с криком пятится. Он не видит разинутую пасть гробницы позади себя и, взмахнув руками, падает в нее. На мгновение наступает тишина, затем слышится звук падения, хруст, и только пыль клубится в лунном свете.
Изабель и мертвые невесты заглядывают в гробницу.
Адольфус лежит там, откуда недавно вышла Изабель. Ее проклятых украшений теперь не видно. Изабель замечает, что некоторые кости мертвой невесты поломаны, но еще до того, как Адольфус приходит в себя, руки мертвой невесты начинают двигаться. Он еще не понимает, что происходит. Пальцы правой руки мертвой невесты смыкаются на древке копья, она втыкает его в грудь Адольфуса, и плоть расходится, как будто это не более чем мягкое сливочное масло. Расходятся сломанные ребра, слышится влажное хлюпанье красного мяса. Его накрывает кисть скелета.
– Твое сердце, любовь моя, – говорит мертвая невеста, – навсегда останется со мной.
После этого слышен громкий вздох, как будто исходящий от многих людей сразу. Адольфус перестает двигаться, глаза его стекленеют. Мертвая невеста не отвечает Изабель. Хор невест падает на плитки пола и на ее глазах превращается в прах. Она же, убедившись, что им есть где лечь, сметает их прах в гробницу. Прах осыпает Адольфуса и его последнюю невесту, как конфетти. Изабель шепчет слова прощания другим невестам, надеясь, что они услышат ее, затем надавливает на часть фриза, закрывающую крышку гробницы, и другую, которая возвращает на место плиты пола. После этого часовня выглядит так, будто в ней ничего не случилось.
Изабель встает. В доме должно быть оружие, сабли, стилеты, развешанные по стенам, ими можно воспользоваться по их прямому назначению. Она прольет всю кровь, которую сможет здесь найти, предаст людей мечу, а затем подожжет шторы в спальнях, гостиных и в большом зале. Она сожжет этот замок дотла.
Изабель понимает, что нет способа лучше отблагодарить школу святой Димфны. Она не вернется к сестрам Мейрик, лишь будет писать им время от времени, вычеркнув имя очередного Воллстоункрафта из своего списка. Изабель не будет охотиться на Хепсибу Бэллантайн, ибо та всего лишь выполняла свою работу и яд, которым отравили Изабель, предназначался не ей. Ох, она найдет эту гробовщицу и даст ей работу, а работа для нее у Изабель найдется. Глуп тот, кто не использует хорошую отравительницу, но прежде всего она как следует припугнет Хепсибу просто для забавы. Можно даже оставить на некоторое время драгоценные камни на клыках, чтобы улыбнуться, глядя в глаза Бэллантайн, ужасающей улыбкой.
Изабель бросает последний взгляд на часовню и замечает, что уже не может найти место на полу, где плиты снова разойдутся, если она нажмет на нужные части алтарного фриза. Она думает, что теперь ее будет мучить только то, что она не спросила имени последней мертвой невесты.
Семейный автомобиль
Брэйди Голден
В зеркале заднего вида Линдси замечает покрытую слоем пыли машину. Брызги и полупрозрачная корка затвердели на ветровом стекле, крашеные участки пестрят ржавыми пятнами, как пораженные внутренние органы. В мире нет недостатка в автомобилях с кузовом «универсал», многие из них белого цвета. Если не обращать внимания на запущенное состояние, этот похож на остальные. Но это их машина. Линдси не понимает, откуда у нее такая уверенность, но она не сомневается. Это машина ее родителей. Она ездила на ней тысячу раз, на ней же училась водить. Того, что она видит, не может быть. Она повторяет себе это, чувствуя, как напрягаются мышцы. Невозможно. Ее родители исчезли, а вместе с ними и их машина. Чтобы убедить себя, чтобы вернуть себе способность управлять собственным телом прежде, чем ее охватит паника, Линдси поворачивает зеркало, чтобы взглянуть на номерной щиток.
Она не видела этого номера восемь лет и даже не знала, помнит ли его теперь, но вот он.
Сумерки. Солнце освещает крыши машин, остановившихся на двух полосах у перекрестка. Водители ждут зеленого света. Перед Линдси только серебристый микроавтобус. Менее чем на секунду она позволяет себе подумать, что его водитель – ее отец, но нет, это не он. Через толстый слой грязи на ветровом стекле ей мало что видно – темная глыба туловища, руки в перчатках на руле, – но она понимает, что это не он. Да, отец, как ни крути, был человек крупный, но этот водитель просто огромен. Чтобы поместиться в машине, ему приходится горбиться, принять форму вопросительного знака. Кто же тогда?
Загорается зеленый. Микроавтобус трогается с места, она медлит. Следующая за ней машина – не с «универсальным» кузовом, не загадочный водитель, сигналит. Линдси трогается с места.