– Да-да, – сказал Волк. – Значит, получается так. С точки зрения черепахи, бег дискретен, и Ахилл её не догонит. А по мнению Ахилла, он непрерывен, и всё получится с точностью до наоборот. Разгадка, как и следовало ожидать, – в относительности движения. То есть результат зависит от положения и желания наблюдателя. Очень полезно для букмекеров, кстати.
– Или наоборот. Это откуда посмотреть. Вроде ещё этот… лохматый… Эйзенштейн чего-то подобное говорил.
– Эйнштейна помню. Тоже умный был мужик. Здорово на скрипке играл.
Помолчали.
– А хочешь, я тебе анекдот расскажу? – спросила Некрасная Шапочка. – По приколу.
– Мг, – согласился Злой Волк. Он очень любил анекдоты. Особенно – неприличные.
– Ну, значит, так. Идёт себе Петька, а навстречу – Василий Иванович. «Здравствуйте, Василий Иваныч», – сказал Петька. «Здравствуй, Петька, – ответил Чапаев. – Но разве я тебя знаю?» «Нет», – ответил Петька и пошёл дальше.
– И что? – произнёс после паузы ошарашенный Волк.
– И всё. Я ж предупреждала – по приколу. Но в этом анекдоте скрыта суть буддистской философии. Врубишься хоть наполовину – и пипец сансаре. Разом и с концами. Весь круговорот перерождений накроется соответствующим органом. Про улучшение кармы и говорить нечего. Ещё анекдот?
– Нет уж. Давайте лучше опять обсудим что-нибудь традиционное, истинно английское. Тем более, приближается файв-о-клок. Что Вы скажете о сходствах и различиях между пуганой вороной и письменным столом?
– С различиями-то клёво всё. Стол коричневый, ворона серовато-серая. Стол на четырёх ножках, ворона – на двух. Ворона несёт яйца, стол – нет. А вот общего у них я что-то не просекаю. Разве что оба начинаются с буквы «п». Да и то относится только к их половинам.
– В чём же тут сходство? Не знаю, с чего там начинается половина стола, но одна половина вороны начинается с клюва, другая – с хвоста. Это если резать поперёк. А у стола нет ни первого, ни второго. На самом деле общих черт, в сущности, три. Оба снаружи твёрдые, внутри – мягкие. Это раз.
– Вообще-то ещё вопрос, что в ящиках стола. Может, там шары для бильярда. Или гантели. И насчёт твёрдости вороны я не уверена. По-моему, заливаешь ты, серый.
– Ворона умеет летать. И стол полетит, если его выставить за окно третьего этажа. Это два.
– Но ворону-то не надо никуда выставлять! Она и так отлично летает.
– И, наконец, главное. Оба имеют отношение к классической поэзии. Это три.
– Ну, это уж слишком! – возмутилась девочка. – За столом можно, конечно, написать что угодно. Даже и стихи. Но при чём тут ворона?! Там вовсе был ворон! А не ворона твоя облезлая! Это разные птицы вообще! Нам биологиня объясняла.
– Что-то Ваши постоянные возражения утомили меня, – сердито зарычал Волк; звериные инстинкты явно начали одерживать над ним верх, тестостерон ударил в голову. – И знаешь, что я думаю? Девочка-девочка, я тебя, пожалуй, если не возражаешь, съем!
Оглянулась Некрасная Шапочка вокруг. Слева – бурелом, справа – болото, спереди – что-то вроде заброшенного кладбища домашних животных, сзади – вообще ничего интересного. Оттуда она, собственно, и пришла.
Поняла опрометчивая туристка, что помощи ждать неоткуда, вздохнула, открыла большой рот – и съела Злого Волка. Проглотила, практически не жуя. Ничего, через пищевод, разными напитками да бигмаками тренированный, как-то проскочило, а там дальше – желудок. Молодой, здоровый – переварит. Справится..
Вот такая нынче пошла молодёжь – инициативная, самостоятельная, вострая. На ходу подмётки срежут! В хорошем смысле этих слов.
И без всяких там охотников, между прочим, обошлось.
А вы всё: «МЧС, МЧС»…
Сказка о туманном взгляде
Этот взгляд…
Кайл знал за собой такую беду – неадекватную реакцию на столь распространённую – особенно в эпоху косметических модуляторов и торжества пластической хирургии – деталь женского лица, как красивые глаза. Умные или нарочито глупые; закрытые ото всех, как призрачные забрала, или распахнутые в мир, будто створки окна на даче; добрые или ледяные; невинные или опытные, как десять тысяч эдемских змиев… И всё это каждый раз оказывалось одной сплошной ложью, бесцельным, мелким враньём, наигранной позой, многажды тренированной и отшлифованной до самоварного блеска путём обезьяньего кривляния перед зеркалом (простите, безгрешные приматы). Интеллектуалки на поверку представали глубокомысленными дурёхами; глупышки – хладнокровными, расчётливыми базарными бабами; замкнутые – тупицами, малоразговорчивыми лишь ввиду тотального отсутствия мыслей; общительные – такими же дебилками, но болтливыми, как птицы-говоруны; невинные – опытными профурсетками или отмороженными, будто только что покинувшими монастырскую школу, жеманницами; развратные… О, эти и вправду были шлюхами, но скучными и тоскливыми, как блуд домохозяйки с соседом по этажу.
А Кайл всё тонул и тонул в серо-буро-чёрно-голубых болотах – с неизменным дерьмом в итоге. Но особенную слабость он питал к девам с загадочным затуманенным взором. Ради таинственных глубоких глаз, этих чёртовых гляделок с ни гроша ни стоящей поволокой он готов был форсировать реки, прорубаться сквозь реликтовые джунгли и орды голодных каннибалов, сражаться с чудом сохранившимися ветряными мельницами и инопланетными монстрами, преодолевать миллионы парсеков в поисках цветика аленького… И он таки всё это совершал, снова и снова, дабы в очередной раз обнаружить за прекрасным фасадом ту же пустоту, труху, паутину и тараканов за плинтусом.
О этот взор, печально светящийся, как фонарь в тумане, вопрошающий о чём-то, но из чертовской дали, откуда и вопроса-то не услышать, лишь невнятное эхо – или, скорее, тень эха – достигала зачарованного наблюдателя, позволяя догадаться, что вопрос действительно был задан…
Он встретил ЕЁ в кафе-мороженом. Точнее, в не слишком тщательно загримированном под таковое баре, рассчитанном на космических странников, не желающих слишком удаляться от порта ради столь прозаичных вещей, как еда и выпивка. Грубые мужики и омужичившиеся за годы полётов бабы различных рас и самого неожиданного телосложения почти что битком заполоняли зал, и ОНА, спросив разрешения, подсела за столик к нему. Единственной альтернативой был бассейн с царской водкой для альдебаранцев, так что выбирать, думается, было нетрудно. Она казалась человеком – хотя по нынешним временам разве разберёшь? И выглядела на фоне здешней публики настоящим цветочком, этаким аметистом в оправе из колючей проволоки.
И ТОТ САМЫЙ ВЗГЛЯД…
А наш практически прекрасный и относительно молодой принц успел-таки легонько принять на грудь, причём напитки попадались сплошь незнакомые (и честно сказать, было их немало).
– По-моему, нам следует познакомиться, – решительно заявил он, едва соседке принесли заказ: нечто салатного цвета в высоком запотевшем бокале и внушительную порцию мороженого под комбинированным соусом. – Меня зовут Кайл. Когда вообще зовут.
– Хорошо, – ответила ОНА на космолингве же. – А меня – Марена.
– В дороге быстро знакомятся, – сообщил Кайл, отведав очередной из предложенных официантом коктейлей. – Откуда вы, Марена?
Девушка попробовала алый шарик мороженого, одобрила его вкус полукивком и отпила глоток.
– Вы слышали о такой планете – Пыльная Буря? Это моя родина. Там не слишком комфортно, но пегасы прижились лучше, чем где бы то ни было. Однако мне, увы, пришлось покинуть Бурю после одной истории. Дело в том, что как-то весь безветренный сезон на ферме моего отца работал один ковбой. А я была совсем ещё девчонкой. Ну и…