Но и это не последняя новинка. Переработку всех кормов фирма будет производить на собственных комбикормовых заводах, сооружаемых при каждом комплексе. И бекон будет вырабатываться фирмой на своем собственном мясокомбинате.
Когда Павлов рассказал участникам совещания об этом эксперименте, они ответили дружными аплодисментами, выразив тем самым свою поддержку новому делу.
Павлов сообщил и о других механизированных комплексах — для молочного скота, по производству говядины, строительство которых или уже ведется, или начнется в будущем году. Сказал и о том, что принимается принципиальная линия: заново строить только мощные и полностью механизированные животноводческие помещения. Теперь нет уже смысла строить коровник на сотню коров, потому что даже доильная установка типа «Даугава» рассчитана минимум на 200 коров. Но эта линия вызовет необходимость большей концентрации сил и средств.
— И если где-то в хозяйствах год-два придется пережить в старых, плохо механизированных помещениях, то просим сильно не ругаться, — заключает Павлов. — Распылять силы на множество мелких объектов нет смысла, строить будем только механизированные по последнему слову техники комплексы и фермы.
Животноводы дружными аплодисментами поддерживают и эту линию!
Совещание завершилось вручением отличившимся почетных грамот и всевозможных ценных подарков, предусмотренных условиями социалистического соревнования.
Глядя на радостно взволнованные лица тружеников ферм, Павлову хочется воскликнуть: «Так держать, дорогие товарищи! Мы выходим на прямую и более широкую дорогу к новым достижениям!»
26
Павлов зашел в кабинет Гребенкина. Там оказался и председатель крайплана Сергеев.
— Скоро завершим подсчеты, Андрей Михайлович, — доложил Гребенкин.
Ему и Сергееву поручено уточнить некоторые расчеты на 1974 год и до конца пятилетки. Это вызвано тем, что на местах колхозы и совхозы взяли более высокие обязательства по продаже продукции государству, чем намечалось прежде.
Взяв бумаги со стола Гребенкина, Сергеев неторопливо выговаривает:
— Получается так, что пятилетний нархозплан может быть выполнен по мясу и яйцам за четыре с половиной года, а по молоку — за четыре года и восемь месяцев.
— А частный сектор учли? — спросил Павлов. — Продажу молока и мяса они должны увеличить.
— Нет, Андрей Михайлович, не учли. Потому что поголовье коров в частном секторе стабилизировалось, и вот уже три года не прибавляется.
— В других-то областях все еще продолжает снижаться, — бросил Гребенкин.
— Это я знаю, — согласился Сергеев. — У нас не убавилось, но и не прибавилось, только по отдельным районам есть изменения в ту и другую сторону. Поэтому на прибавку продукции с этой стороны рассчитывать оснований нет. А вот на колхозных и совхозных фермах за три года коров прибавилось почти на сто тысяч, явно обозначилась тенденция к дальнейшему более быстрому росту. Так что весь прирост заготовок молока намечен только от общественного стада.
Павлов знает, что хотя в последние годы рабочим совхозов и колхозникам, имеющим свой скот, оказана значительная поддержка кормами, поголовье коров в личной собственности не увеличилось. И все же он не может согласиться с доводами Сергеева. Ведь в будущем-то колхозы и совхозы имеют возможность в полной мере обеспечить кормами и скот частного сектора. Так разве это не скажется на повышении удоев их коров? А выше удои — больше излишков для продажи государству. Но ладно, пусть это останется как бы в резерве, — решает Павлов.
Гребенкин сообщил уточненные данные: колхозы и совхозы засыпали в фуражные фонды на корм скоту свыше миллиона тонн зерна! Это впервые созданы такие большие запасы концентрированных кормов. К тому же нынче грубых и сочных кормов запасено больше, чем в прошлом году. Значит, и повышенные обязательства животноводов по производству продукции в 1974 году будут выполнены успешно!
В КАНУН ОТРАДНЫХ ПЕРЕМЕН
1
Утром поднялся рано, вышел на улицу. Солнце только что всплыло над лесом, и его лучи заскользили по зелени нашего огорода, ласкали кота Барсика, растянувшегося на скамейке возле дома. В ближнем лесу все еще заливался соловей. Он и ночью не дремал, и теперь продолжает насвистывать гимн весне.
На моих часах десять минут девятого. Но это время омское, здесь-то, в родной деревне, пока шестой час…
Вчера мы приехали сюда поздно уже, и вот первое утро в родных краях. Середина мая, а черемуха уже отцвела, набирает цвет сирень: вот-вот появятся первые бутончики. А сирени у нашего дома — много.
Мне уже говорили, что весна в этом году здесь необычайно ранняя и май на редкость теплый и солнечный. Вчера вечером термометр, что висит у окна нашего соседа — Василия Андреевича Бойкова, показывал больше двадцати…
Оглядываюсь кругом, ищу «что-нибудь новенькое». В былые годы, когда была жива мать, она в письмах сообщала мне о всех новинках, и я знал, что и где строится, кто как живет, кто как работает. И, приезжая в родные места, лишь своими глазами смотрел на то, о чем уже в общем-то знал. А теперь не стало этого надежного информатора…
Но новинки есть… Из нашего огорода хорошо виден длинный, высокий сарай. В прошлом году управляющий отделением совхоза Иван Павлович Петров своими силами, или, как принято говорить, хозяйственным способом, возвел на бугорке этот сарай, точнее — склад под зерно. Собирали его из старых крестьянских амбаров, но полы настлали новые. В прошлом году он все лето стоял без крыши — не было кровельного материала. И уже осенью, когда я собрался в Калинин, управляющий попросил замолвить там словечко насчет крыши для этого склада. Стройка-то внеплановая, поэтому никаких материалов не было выделено. Я заходил в трест «Свинопром», которому подчиняется наш совхоз, его руководители уважительно отнеслись к просьбе писателя: дали распоряжение об отпуске нашему совхозу тысячи листов шифера. Правда, из брака. Я был, конечно, доволен этим неожиданным подарком. Управляющий тоже.
И вот теперь вижу «плоды трудов своих». Зерновой склад под шиферной крышей, правда, очень пестрой — то белые листы, то зеленые. Но шифером покрыто примерно две трети крыши, остальное закрывают обыкновенной дранкой. Конечно, и в прошлом году можно было использовать дранку, но это дорого, к тому же требует много людского труда и кровельных гвоздей. А в хозяйстве очень мало людей и нет гвоздей.
Пошагал к складу. Не могу уразуметь, почему шифера не хватило на всю крышу. Ведь просили тысячу листов, и дали столько… Подойдя ближе, понял: брак есть брак… Кругом склада разбросано много обломков шифера.
Никаких других новых построек в нашем селе Верескунове я не обнаружил, если не считать того, что сосед наш обнес свою усадьбу новой оградой.
Пошагал в соседнюю деревню Верляйское, благо до нее всего метров триста. Да и на этом небольшом расстоянии стоят два дома: один построен в пятидесятых годах, а второй — четырехквартирный — возведен уже совхозом года четыре назад.
Верляйское начиналось с длинного дома Орловых. Он уже старый, трухлявый. Возводили его, на моей еще памяти, из старых построек. И когда-то в этом доме было весьма оживленно. У Орлова росло человек семь детей, все здоровые, красивые, любители повеселиться. В двадцатые годы возле этого дома устраивались танцы и пляски. Здесь же была и площадка для игры в бабки. Теперь этот большой дом на зиму заколачивается.
Когда проходил мимо дома Орловых, отчетливо вспомнил такой же весенний день давнего уже 1931 года. Тогда у этого дома собрались на сходку крестьяне наших обеих деревень. Решался важный для наших мужиков вопрос. Дело в том, что в преддверии той весны крестьяне деревни Верляйское организовали колхоз, назвав его «Свободный труд». А в нашем Верескуново было всего восемь крестьянских хозяйств. Организовать свой колхоз не имело смысла — слишком мал. Но наши мужики считались работящими, поэтому их сманивали в свой колхоз соседи — и в Верляйское, и в Карякино.