Когда же я сам сходил на Торфяное, поговорил о качестве хлеба с торговыми работниками, то услышал неожиданное:
— И такой-то не следовало бы завозить…
— Почему же так?
— А потому, что все равно почти весь хлеб скоту идет.
Тут приоткрылась еще одна проблема. В ее актуальности я убедился буквально через час, когда возвращался в свою деревню и вблизи Верляйского встретил знакомую старушку. В большой сетке она несла шесть буханок черного хлеба. Я знал, что жила она одна, родственники к ней еще не приехали, потому и спросил:
— Тетя Марья, зачем вам столько хлеба? Или соседям прихватили?
— Каким соседям? — не поняла меня тетка Марья. Поотдышавшись, добавила: — Замучилась я с этим хлебом… Поросеночка взяла, курочки есть, а кормить-то их чем?.. Бывалочи, зернушка давали колхозникам, а теперь как быть?.. Вот и таскаешь… — Она перекинула сетку на другое плечо и, еще больше сгорбившись, пошагала дальше.
Пока шел до дома, встретил еще четырех старушек. И каждая несла пять-шесть буханок хлеба… И я уже не спрашивал, почему так много.
Зашел в сельсовет, уточнил, сколько в какой деревне проживает людей постоянно. А в магазине узнал, сколько продается хлеба. И вот какая картина открылась: в трех деревнях, обслуживаемых нашим магазином, постоянно проживает 93 человека; в среднем за день они покупают 180–200 буханок хлеба. Это зимой. Летом до 250, не считая белых батонов, которые иногда привозят. Словом, две буханки на душу.
— Так многие наш-то хлеб не едят, — уточнила продавщица. — Из района привозят. Шоферы, трактористы, да и так кто поедет, себе на еду-то больше оттуда хлеб привозят…
Она сообщила, что некоторые семьи, состоящие из трех человек, берут в магазине ежедневно по десять буханок хлеба.
— К зиме ближе расход хлеба увеличивается.
— Почему же? Ведь дачники к тому времени уедут.
— А потому, что скот уже не пасется, во дворе кормить надо…
Выходит, правы пекари с Торфяного? Действительно, большая часть печеного хлеба, продаваемого магазином, идет на корм скоту и птице. Но когда я поговорил на сей счет с некоторыми жителями, они задавали вопрос:
— А что же делать? Скот-то держать разрешают, а где купить кормов?
Значит, и они правы? В самом деле: где купить зерна для птицы, комбикормов для скота? В местных магазинах, да и в райцентре корма для скота и птицы не продают.
Можно бы, в значительной мере, дело поправить тем, что помочь местным жителям в заготовке сена. Вовремя выделять участки сенокосные, помогать в уборке. Но здесь давно уже заведен порядок, по которому заготовка кормов для личного скота разрешается только после того, как колхоз или совхоз выполнит план заготовки сена. Но такое случается редко. На моей памяти в Удомельском районе, да и в целом по Калининской области, план заготовки кормов никогда еще не выполнялся. В этих условиях рассчитывать на сено для своего скота фактически не приходится. Правда, тем работникам, которые заняты на заготовке кормов для общественного стада, в порядке натуроплаты выделяется часть сена, но ведь не все могут его заработать, да и выдачи его невелики.
Между прочим, многие высказывали свою совершенно справедливую, на мой взгляд, досаду: получается так, что, скажем, железнодорожники, жители райцентра, заготовку кормов для своего скота ведут своевременно — то ли в придорожной зоне, то ли в лесах государственного значения. Им ежегодно отводятся участки. Только колхозники и рабочие совхозов не получают такого права. Справедливо ли это?
А один из тех, кто держит скот, говорил и более грустное:
— Нужда заставляет другой раз или красть корма, или покупать краденое…
Да, некоторые кладовщики Заготзерна продают комбикорма по сходной цене сельским жителям. Конечно, иногда попадаются на этом, но далеко не все.
В прошлом году один из моих земляков решил расстаться со своей коровой. Я начал отговаривать его: зачем же лишаться коровы? Ведь пока что без подсобного хозяйства на селе прожить трудно. В сельских магазинах мясом не торгуют, молоком тоже. За все минувшее лето в наш магазин завезли однажды несколько десятков банок мясных консервов, да и те по коммерческой цене, в два раза превышающей государственную. Их, правда, быстро раскупили, но не местные жители, а приезжие дачники. А при своей корове жизнь, как говорится, по-привольней. Но в ответ было сказано:
— Совестно скармливать столько хлеба корове. Все же видят это, вот и начинает меня совесть заедать… Да и с ворами, которые государственными комбикормами торгуют, совестно дело иметь. Лучше уж не грешить…
Все это вместе взятое и привело к тому, что скота в личной собственности колхозников и рабочих совхозов становится все меньше и меньше. В том же Верляйском осталось всего три коровы… Правда, свиней и кур держат, но кормят их в основном печеным хлебом.
А ведь ясно: кто лишился своего скота, тот первый кандидат на уход из села. Так оно практически и получается. Я мог бы назвать много имен местных жителей, которые сначала вынужденно расстались со своим скотом, а затем и уехали из деревни. Так что тут есть о чем подумать ведомству торговли, нашим планирующим органам, да и не только им. Затронутая проблема имеет самое прямое отношение к закреплению кадров на селе.
2
По всему чувствуется, что деревушки наши живут в ожидании важных перемен. Все ведь знают о постановлении партии и правительства по дальнейшему развитию сельского хозяйства Нечерноземной зоны и потому надеются на появление новых построек — производственных, жилых, культурно-бытовых, новых высокопроизводительных машин. Сильно обезлюдевшие в последние годы деревушки наши надеются и на приток молодых сил. И понять их можно: с теми людскими силами, что остались в здешних селах, сложные задачи, поставленные перед тружениками сельского хозяйства, трудно решить.
От нас до деревни Гайново километров пять. В недавнем прошлом на этом промежутке действовало три самостоятельных колхоза — со своими правлениями, специалистами, бригадами и фермами. Теперь здесь одна производственная бригада, в которой трудоспособных всего… 7 человек.
Летом заболела телятница, легла в больницу. И некому, совершенно некому было смотреть за телятами, кормить их. Сам бригадир бегал на ферму, что-то там делал. Но ведь под его присмотром земли трех бывших колхозов…
В летние дни я часто встречался со своим старым приятелем Григорием Сергеевичем Семеновым из деревни Гайново. Когда хожу рыбачить, то пользуюсь его лодкой.
Деревня Гайново расположена на очень красивом месте — на берегу озера, вблизи большой проезжей дороги, и от райцентра в пяти километрах. Казалось, почему бы не жить здесь людям? Все природные дары, так сказать, под рукой: и огороды у воды, значит, и в засуху все прекрасно растет, и рыба рядом, и дрова близко. И ягоды, и грибы — все под рукой. Но близко и райцентр, и торфопредприятие, и железная дорога. И большая часть колхозников в свое время переквалифицировалась в рабочих. Вот и Григорий Сергеевич давно уже работает на железной дороге, в ремонтной бригаде, ездит туда на мотоцикле, имеет два выходных дня в неделю. Разумеется, он в большей степени, чем рабочие совхоза или колхозники, пользуется дарами местной природы.
А вот его сестра стала животноводом, доила коров, ухаживала за телятами. Ее муж выучился на тракториста. Казалось, чего бы не жить этой семье? Но жизнь не удалась, потому что «хозяин» все пропивал… Недавно они разошлись. Он уехал куда-то, и она тоже решила уехать. Трудно ей здесь с двумя детьми — на ферме с раннего утра до ночи. Разумеется, коров доила руками: для двадцати животных машину не приспособишь. Да иной раз и пасти их приходилось самой — не было пастуха. И вот продан домишко, и совхоз потерял беззаветного работника. Вместе с ней покинули Гайново и ее две дочери — последние ребятишки этой деревни…
Ликвидировалась и ферма: некому доить коров. Часть их сразу сдали на мясо, остальных перевели в другую бригаду.
А между тем, думается мне, если бы руководители совхоза были поближе к людям, знали бы их настрой, следили бы за их житьем-бытьем, смогли бы удержать прекрасную работницу в своем хозяйстве. В этом убежден и Григорий Сергеевич. Он говорит: