— Никогда не танцевала с философом, и вот теперь довелось.
Аспарух снисходительно улыбнулся, потный от напряжения.
И в этот вечер он подвергся испытанию. Не дав ему опомниться, Гита заявила, что он должен протанцевать с ней танго, до того как подадут кебапчета. Аспарух огляделся. Он считал неудобным для себя открывать танцы и попытался вежливо отклонить предложение своей дамы, пустив в ход поговорку, что голодного медведя плясать не заставишь. Но Гита настаивала. И мудрость вынуждена была подчиниться легкомыслию. Он поднялся, и они открыли танцы.
Еда в тот вечер не представляла для Гиты ни малейшего соблазна. Она почти не прикоснулась к жаркому, опьянев от танцев и вина, которое Аспарух усиленно подливал ей. Она решила досыта натанцеваться, пока не приехал Борис (ей ли было не знать, какой он ревнивец).
Время подвигалось к полуночи, танцы были в разгаре, и Гита почти не покидала переполненный дансинг. Она, можно сказать, переходила с рук на руки — от хорошего танцора к лучшему. Все наперебой приглашали ее — и знакомые, и незнакомые. И всем она самозабвенно подавала свою обнаженную руку. Она была так увлечена, что не заметила Филиппа, который зашел сюда последить за «ходом вещей». Гита была пьяна от танцев. У нее не было другого желания, как кружиться в объятиях партнеров до полного изнеможения. И она кружилась, забыв и о себе, и обо всех, кто смотрел на нее с насмешливой улыбкой.
Гита и Аспарух оставались до закрытия ресторана. Было уже за полночь, когда они вышли. Подымаясь по крутой аллее к дому Виктории, они поддерживали друг друга, усталые и слегка охмелевшие. Аспарух пошатывался, хотя выпил всего один бокал. Он не привык, и теперь чувствовал себя пьянчугой. А это поднимало его в собственных глазах.
У Гиты было единственное желание — уснуть. Поэтому неосторожные намеки Аспаруха раздражали ее. Ей не терпелось избавиться от него и поскорее лечь.
Еще издали они увидели, что ставни на окнах закрыты. И очень удивились, потому что раньше Виктория этого не делала. Подошли к ограде — калитка оказалась запертой. Тут не было ничего страшного — Гита могла перелезть через ограду, но и этого не потребовалось — у Аспаруха был ключ. Он открыл калитку, и они прошли во двор. Было тихо. Дом словно вымер. Гита попробовала открыть дверь своим ключом, но она была заперта изнутри на засов. Гита решила позвонить. Она нажала кнопку, раздался резкий, продолжительный звонок. Отпустив кнопку, прислушалась. Никто не отозвался. Подошел Аспарух и тоже позвонил. Никакого ответа. Гита взобралась на камень возле окна в спальню и принялась барабанить по ставню. Все было тихо, мертво, безнадежно, и она сказала:
— Посидим. Крепко спят эти старики.
Аспарух молча последовал за ней.
Скамья стояла в винограднике, а рядом с ней стол, за которым летом обедали. Гита осмотрелась и объявила с усмешкой:
— Ян тут могу спать.
Аспарух подошел к ней и обнял за голые плечи.
— Ты вся заледенела. Как можно так говорить?
Гита ничего не ответила, потому что руки у него были горячие, и от этого по всему ее телу разлилось тепло. Еще сильнее захотелось спать. Гита попросила оставить ее в покое. Аспарух наклонился к ней, как бы желая что-то сказать, и она ощутила запах — смесь вина и лука. Эго заставило ее отстраниться. Аспарух опять потянулся к ней, теперь уже к губам. Она с отвращением отвернулась. Но Аспарух не отчаивался. Он обхватил ее за плечи и сказал тихонько:
— Не волнуйся.
— Я и не волнуюсь, — ответила она.
— Мне кажется, — продолжал он, ободренный, — что из любого затруднения есть выход.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Я не могу оставить тебя на улице, — объяснил он, сжимая ее плечи. — Я должен тебя приютить.
Она улыбнулась смешному слову «приютить». И тут же вздохнула, разгадав гнусные намерения. Подумав, что его одобряют, Аспарух крепче прижал ее к себе и сказал:
— У меня в комнате есть вторая постель.
Она не ответила.
— Там очень уютно, — настаивал он. — Да или нет?
Гита задыхалась от тошнотворного запаха и впервые почувствовала себя несчастной в объятиях мужчины.
— Да или нет? — повторял он, как заученный урок, вцепившись ей в плечи. Она готова была закричать от боли. Ей противно было глядеть на него. Он словно задушить ее собрался. Повторяя «да или нет», он наклонился, пытаясь ее поцеловать, но не сумел: Гита уже приготовилась к защите. Сжав кулак, она ткнула Аспаруха в подбородок так сильно, что тот лязгнул зубами. Инстинктивно схватившись за подбородок, он выпустил Гиту и отскочил от скамейки. Сразу лишился и рассудка и дара речи.