Колю покраснел. Она не сводила с него испытующего взгляда, потом расхохоталась и шлепнула его по коленке.
— Очень уж ты застенчив.
Она протяжно зевнула и проговорила:
— Боже, как я устала… Спать хочу.
Колю сразу поднялся.
— Спите, пожалуйста, спите.
— Спасибо. Хотелось бы дождаться Ружи. Неудобно улечься до ее прихода. Что она скажет, увидев нас вдвоем?
— Ничего.
— Ревнивая она?
— Нет.
— Повезло тебе.
Она опять зевнула и огляделась.
— Мне и спать хочется и поговорить с тобой приятно. Ты такой славный. Если б все мужья такими были…
Она снова обвела комнату взглядом.
— Честное слово, у вас очень тихо… Тихо, верно?
— Не всегда.
Гита оперлась на подушку.
— Прости за болтовню.
Колю растерянно глядел на нее.
— Каждый вечер Ружа так запаздывает?
— Нет, иногда возвращается рано… Особенно когда Мартин здесь.
— Какой Мартин?
— Сынок наш.
— Боже, вот пустая голова! — всплеснула она руками. — Я забыла, что у вас ребенок. Мартином его окрестили?
— Мартином.
— В честь кого?
— Да так просто… по книге.
Она хитро глянула на него.
— Не заливай.
— Почему?
— Раньше ты не был таким комиком… Разве можно по книге окрестить сына?
Колю усмехнулся.
— Не по книге, а в честь героя книги.
— Ну, это другое дело. Какого героя? Социалистического труда?
— Нет… — промямлил Колю. — А вы спите, спите, я уйду.
— Мне уже расхотелось.
— Нет, нет! Спите, я ухожу.
Он пятился спиной, повторяя «спите, спите», пока не стукнулся о дверь.
— Пардон, — проговорил он, хватаясь за дверную ручку.
Гита совсем развеселилась. Она закурила новую сигарету и принялась разглядывать книги, расставленные на этажерке. Колю стоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу.
Надо бы погасить свет в передней, но он не решался оставить гостью.
А та рассматривала книги, вполне освоившись в чужой квартире. И вдруг спросила, не отрывая взгляда от книг:
— Все их прочел?
— Все, — отозвался Колю.
— Удивительно. До единой?
— До единой.
— Боже ты мой! — схватилась она за голову.
— А вы любите читать?
— Я работала медицинской сестрой, и тогда, вполне понятно…
Он сконфузился из-за того, что заподозрил ее в невежестве.
— Жалко, что у меня нет медицинской литературы, не могу вам предложить.
— Ничего, ничего, — успокоила его Гита. — Увлекаешься романами?
— Да.
— А я вот нет. Как медицинской сестре, мне часто приходилось дежурить, и не оставалось свободного времени для романов.
Она опять подошла к кушетке.
— Достаточно вам одного одеяла? — спросил Колю.
— Да, я не мерзлячка. Ух, как мягко!..
— Старая кушетка.
— А вообще-то на мягком не следует спать. Негигиенично.
Гита откинула одеяло и добавила:
— Так и не дождалась я Ружи.
Наклонившись, она начала снимать туфли. В это время раздались шаги. Колю обернулся и увидел свою жену. За ее спиной стояла Яна.
— Кто тут? — спросила Ружа, заглядывая в открытую дверь.
Колю посторонился.
— А-а, гостья? У тебя гостья?
Она вошла в комнату, а Яна, услышав голос Гиты, быстро повернула назад.
12
Гостья сбросила уже и вторую туфлю, когда появилась хозяйка. У Гиты была привычка, приобретенная, может быть, еще в детстве, разбрасывать вещи по всей комнате; обувь валялась в одном месте, чулки — в другом, платье — в третьем… Она до сих пор не избавилась от этой привычки, несмотря на многочисленные скандалы, которые ей устраивал супруг. А он, надо отдать ему должное, любил порядок и приличие.
Порядок и приличие любила и Ружа, но не это было сегодня главным.
Остановившись посреди кабинета, Ружа удивленно и сердито смотрела на гостью и никак не могла понять, почему Гита босая. И что значит эта смятая постель, перевернутая подушка, съехавшее на пол одеяло. На столике полно окурков! В комнате сизо от дыма!
— Задымлено, как у барсука в норе, — воскликнула она, кидаясь к окну, чтобы его открыть, — задохнуться можно.
— Скажи сначала «добрый вечер», Ружка, а потом уж окошками занимайся! — с улыбкой остановила ее Гита, натягивая платье на голые колени.
Ружа с трудом овладела собой.
— Скорее доброе утро, чем добрый вечер, — ответила она, взглянув на ручные часики. — Не понимаю все же, почему не предупредила меня? Поставила в неловкое положение…
— Пожалуйста, не обращай внимания, Ружка, мы же свои!
— Неловко все-таки.