— Насчет этого еще подумаем, — усмехнулся Манчев, — а ты не забывай о поцелуях!
— Правильно, правильно!
— Я в долгу не останусь, друзья, не поскуплюсь!
— Колю, смотри в оба!
Колю вспыхнул. Впервые он видел жену в таком настроении и опасался, что его ненадолго хватит. Но Ружа оказалась на высоте. Она поставила бокал и, как было обещано, дважды поцеловала Манчева. Это вызвало всеобщее одобрение; зазвенели бокалы, послышались новые тосты. Ружа подошла к Яне и поцеловала ее в полные слез глаза.
— Спасибо тебе, Ружка, за все, — сказала Яна. — Большего мне не нужно.
Они глядели друг на друга и не могли наглядеться. А Манчев с поднятым бокалом уже тянулся к жене, чтобы поцеловать ее, считая, что не вправе пренебрегать этой первейшей своей обязанностью. Гости радостными возгласами приветствовали его решительность. Он покраснел от удовольствия. Веселье продолжало нарастать, как тому и быть должно.
«Маленькое, скромное торжество» происходило в фабричном парке, на окруженной липами поляне, возле горного потока, где остужались бутылки с вином и прочими напитками. Чуть поодаль за отдельным столиком сидели дети.
Тут были Савкины ребятишки, Мартин — сынишка Колю и Ружи, голенастый, в коротких штанишках, Валя в белом платьице, будто не мать, а она была невестой. Среди детей она держалась так серьезно, словно отдавала себе отчет во всем происходящем. Но лишь до тех пор, пока не принесли мороженое. Девочка оживилась и стала шумно распоряжаться, кому сколько дать, стараясь завладеть чашечкой пополней. Яна то и дело подходила, чтобы восстановить мир за детским столиком.
Легко и радостно ей было после всех забот и мучений. Не думала она, что так быстро решится выйти за Манчева. И как странно! Когда-то она сама рвалась к Борису, а теперь Манчев не оставлял ее в покое, пока не добился согласия на брак. Да и почему ей было не согласиться?
Яна рассеянно смотрела вокруг, и все казались ей хорошими, хоть часто и высмеивали друг друга, а порой и ссорились по серьезному поводу или даже без повода. Никто не плакал вместе с ней, когда она плакала и рвала на себе волосы, но ее не оставили одну; никто не сказал ей обидного слова, когда она хныкала и теряла мужество. Они были терпеливы и добры к ней даже после того, как узнали, что она покидает их. Они ее поняли, и это самое важное. Теперь она с чистой совестью может работать на новом месте и жить, как живут другие. Только бы Валя была счастлива!
Яна все поглядывала на дочурку, и сердце у нее обливалось кровью, когда она замечала, как та, ударяя кулачком по столу, пыталась всеми командовать. «Вылитый отец — всегда должна быть первой!» Старая, затаенная боль вновь всплывала, как тень прошлого. И она задумывалась, устремив взор на бокал с вином.
Картины этого прошлого проносились перед ней, подобно молниям уже отшумевшей бури, которая опустошила ее молодость. Ей некого было винить. Она сама избрала Бориса, сама, как слепая, пошла за ним следом; три года она плакала и вздыхала, словно никого достойнее его не было на свете. И если бы ей насильно не раскрыли глаза, она бы так и продолжала ощупью идти к верной своей гибели в бездне полного отчаяния. Будто кто-то мечом рассек стену ее добровольного отшельничества; в темницу хлынули потоки света, и она увидела, что вне магического круга красивого деспота есть другая жизнь, и совсем не такая унылая, какой она представлялась ей в больном воображении. Теперь ясно, что она могла свободно и радостно жить в обществе людей, от которых сама отрекалась из страха быть ими непонятой. Как жаль, что она раньше не освободилась от оков слепой, рабской привязанности к этому человеку! Сейчас она как бы вновь рождается на свет. И если есть о чем пожалеть, так не о Борисе, а о бесполезно потерянном времени, о чувствах, растраченных на вздохи по нем; собранные воедино, они оказались бы сильнее всех ветров на свете.
Как красиво, как спокойно у подножия этого лесистого холма, в зеленом объятии гор! Разбуженные незримыми флейтами лесного ветерка, трепетали тени. Солнечные лучи играли среди деревьев, словно белые зайчата, над которыми простирали ветви развесистые орешники и старые липы. В успокаивающей тишине, радуя взгляд, зеленели травы и кустарники, венчавшие полукружием скромную товарищескую трапезу. Люди будто условились с природой, чтоб все в этот день было по особому красиво и весело. Низко, над самым столом, стрелой проносились ласточки к своим старым гнездам, прилепленным одно к другому под карнизами фабричных корпусов. В вышине мелькали и плескались в потоках солнца дикие голуби и горлинки. Не боясь людей, беспечно прыгали серые воробышки и клевали упавшие со стола крошки.