Помимо всего прочего, нехватка в ткацком цехе двух рабочих стала отражаться на выполнении плана. Как ни напрягался коллектив, кривые графиков не только не поднимались, а ползли вниз.
Неопытный директор, Ружа начала нервничать. Даже оштрафовала нескольких ткачей за то, что те ушли за минуту до окончания смены. Затем последовал приказ об отмене сокращенного рабочего дня в канун выходных до тех пор, пока план не будет выполнен по всем показателям. На первом же партийном собрании Ружу сурово раскритиковали и осудили ее действия. Она самокритично признала, что превысила свои права, но от этого нервы ее не успокоились. Не раз ссорилась она и с мужем, который искал политические причины для объяснения поступка Бориса. Резко поговорила по телефону даже с дедом Екимом, который сказал, что она выпустила птенца из клетки.
— Я не нянька, дедушка Еким, — оправдывалась она, желая скрыть огорчение от собственного промаха.
— Смотри, план хоть не упусти, — предупредил старик и повесил трубку, прежде чем она успела ответить.
Пыталась Ружа встретиться с Борисом или с Гитой, чтоб отругать их как полагается, но из этого ничего не вышло. А ей так хотелось сказать им словечко, чтобы на всю жизнь запомнили, и у нее бы отлегло от сердца. Увидела она их лишь на суде, где уже более спокойно выслушала всю их историю и еще раз убедилась, что они скорее несчастны, чем виноваты. Поэтому у нее не нашлось сил упрекать их за то, что они подвели ее в самый критический момент.
Странным было поведение Гиты. Она явилась в суд вызывающе одетая — в коротком, узком платье с соблазнительно низким вырезом, в туфлях на тонких и очень высоких каблуках, что невольно обращало внимание на ее ноги. Но выглядела она плохо — бледная, осунувшаяся, словно после тяжелой болезни. Даже не подкрасила губы; плотно сжатые, они придавали ей сердитый вид. Только глаза ее — глубокие, миндалевидные — ярко вспыхивали, когда она оглядывалась на людей, заполнивших небольшой зал суда, чтоб послушать ее показания.
С Гитой был адвокат, человек преклонных лет; успокаивая ее, он говорил, что развод обеспечен, раз она вверила ему свою судьбу. Старик внушал Гите уважение, и она держалась весьма независимо. Ни с кем не хотелось ей ни видеться, ни говорить. Все опротивели, а особенно муж, присутствие которого она чувствовала даже спиной.
Борис и в самом деле сидел сзади нее, чуть поодаль. Он привел Геннадия, а Геннадий притащил с собой половину бригады «Погрузка-доставка» — пускай слушают да квалифицируются, как он выразился. Пришли и другие знакомые Бориса. И много свидетелей.
Публика шумела и проявляла гораздо больше нетерпения, чем стороны.
Борис был оживлен и разговорчив — явились все его свидетели, а главное — Геннадий готов был выступить со своими сокрушительными показаниями.
Рассмотрение дела началось несколько неожиданно — легким препирательством между председателем суда и публикой. Председатель настаивал, чтобы дверь закрыли на крючок и никого не пускали, а публика протестовала. Дошло до того, что председатель сам запер дверь, потому что приток людей не прекращался. Но тут подал голос Борис Желев: его свидетель Аспарух Беглишки вышел в коридор и не сможет Попасть обратно. Председатель нахмурился, выругался про себя и подал знак открыть дверь. Все обернулись: в зал втиснулся Аспарух Беглишки, бледный и растерянный.
Председатель — смуглый, энергичный, очень горячий — вел заседание суда по всем правилам. Он зачитал заявления сторон без всякого пристрастия; осведомился у сторон, не желают ли они помириться; пригласил в зал свидетелей, хотя все они давно были налицо; призвал их дать клятву перед судьями, предупредив, что они должны говорить правду, одну только правду, что дача ложных показаний ведет к лишению свободы сроком до трех лет, и прочее, и прочее. Все шло своим порядком. Свидетели дали клятву, после чего им предложили выйти, и снова речь зашла о том, чтобы запереть дверь.
В такой сугубо деловой обстановке приступили к опросу главного свидетеля — Аспаруха Беглишки, стоявшего в смиренной позе между судебными заседателями и публикой. Все с нетерпением ждали его показаний.
— Гражданин Беглишки, — обратился к нему председатель. — Вы слышали, к чему обязывает клятва. Считаю излишним повторять, что за дачу ложных показаний вы можете быть привлечены к судебной ответственности, вплоть до лишения свободы. Вы человек интеллигентный…