Гита, гордо выпрямившись, стояла возле своего защитника и торжествующе осматривала зал. Лицо ее сияло, словно озаренное каким-то внутренним светом. Она возбужденно следила за репликами, которыми обменивались адвокат и Беглишки, ежеминутно готовая вмешаться. И наконец не стерпела:
— Товарищ председатель! Дайте мне слово!
— Нет, нет. Потом.
— Дайте мне слово, товарищ председатель, — настаивала Гита, выступив вперед. — Дурака валяет этот человек. Я ему такую оплеуху отвесила в тот вечер, что он на всю жизнь запомнит!.. Чего он плутует? Как это он мог забыть? Лез ко мне целоваться, а теперь забыл!
По залу пронесся шумок, некоторые засмеялись.
— Видали ее, красотку… И свидетель замешан! — сказала какая-то женщина.
Замечания посыпались со всех сторон.
— Вот мурло, туда же полез.
— Молодец, бабенка, здорово она его огрела.
— И правильно, пускай не суется.
— Переспать захотел с нею.
— А другого-то вот небось не отвадила.
— Тут дело такое — по обоюдному согласию.
— Значит, она из-за него с мужем разводится?
— Кто ее знает!
— С чужими мужиками купаться на речку ходит, вот она каковская… Собственными глазами видел.
— Тихо, тихо, граждане, соблюдайте тишину! — привстал председатель. — Эй, вы там, то входите, то выходите! Что это вам, трактир? Вот ты, крайний, ну-ка, накинь крючок! Накинь крючок, говорю! И не впускай никого! Вот так! Нечего тут базар устраивать. Итак, гражданин Беглишки, можете вы привести еще какие-нибудь факты, кроме того, что видели в лесу? Можете или нет?
— Не могу, — коротко ответил Беглишки.
— Вы свободны.
Беглишки поклонился и отошел. Он чувствовал, что все с интересом и любопытством следят за ним. Но лишь один взгляд страшил его — взгляд Бориса. Поэтому он быстро шмыгнул в публику и забился в самый дальний угол.
Допрос остальных свидетелей уже не вызывал такого интереса. Самонадеянная улыбка исчезла с лица Бориса. Он не знал, как ему держаться, чтоб не выглядеть смешным. Каждый из допрашиваемых свидетелей, на которых он так рассчитывал, выливал на его голову новый ушат помоев. Даже Виктория, с наслаждением рассказывая о попойках в ее доме, почему-то обвиняла в этом Бориса.
Есть ли у него друзья? Где они сейчас? К чему вся эта комедия? Есть ли надежда исправить положение или все уже упущено и никто не в силах ничего сделать?
Борис слушал показания Виктории будто сквозь сон.
— Сначала, товарищи судьи, они мне представились как брат и сестра, — рассказывала Виктория. — Потом, поняв, кто они такие, я прогнала эту парочку. В их личную жизнь я не вмешивалась, личная жизнь других меня не интересует… Собирали разные компании, пьянствовали и безобразничали у нас на глазах, но мы не смели ничего сказать, потому что они милицией нас запугивали.
— Смотри, какая пройдоха!
— Это она огребла стариковское золото?
— Ты только погляди, так и сыплет, что твой адвокат. Такая купит и продаст тебя и глазом не моргнет…
— В конце концов партия поняла, что они за штучки, — продолжала Виктория, — и я изгнала их, но они вернулись и опять хотели прятаться за моей спиной, как за ширмой, но я не позволила; к этому времени я уже замуж вышла, у меня на руках больной старик, двух докторов к нему пригласила, чтобы лечили да ухаживали за ним, поддерживали его здоровье…
«К чему все это? — спрашивал себя Борис. — Что она мелет? При чем тут ее старик, доктора и весь этот вздор?» Он был в растерянности, ему казалось, что и сейчас его обманывают, что это не суд, а какой-то заговор с целью унизить его еще больше, «сбить с него спесь», как выразилась Виктория, втоптать в грязь, утопить в болоте, чтоб и воспоминания о нем не осталось… Откуда у людей такая ненависть к нему? Что он им сделал?
— Я его предупреждала, — говорила Виктория. — Не раз давала ему понять, чтоб не высказывался при мне против властей, так куда там! Он пытался опорочить партию и Отечественный фронт, но я пресекала подобные разговорчики… Как-то он заявил, что я большая трусиха, а я оборвала его и сказала, что слышать не хочу о таких вещах.
Борис посмотрел вокруг, подался вперед, желая возразить, но сидевший позади Геннадий остановил его, дернув за рукав:
— Брось, пускай себе треплется! Я с ней разделаюсь потом!
— Да ведь они ей верят, — в смущении пробормотал Борис, указывая на сидящих в зале людей. — Что она несет?
Виктория так увлеклась, что ее насилу остановили. Председатель не раз делал ей предупреждения.