Когда он скрылся из виду, лжемарвилец стал говорить мессиру Николю, который, как было сказано, тогда еще не имел места, и его приятелю, что не следует принимать на веру россказни первого встречного. «И вообще, — прибавил он, — было бы настоящим чудом, если бы этот камень вправду обладал такими достоинствами, как говорят; хотя, впрочем, я слышал о нем и прежде, когда жил в Риме, и он будто бы в самом деле невесть сколько стоит. Вот бы нам с вами найти его — получили бы все что душе угодно, еще прежде чем воротимся домой. Ума не приложу, как это можно было ухитриться украсть такое сокровище!» — «А ведь правда, будь я неладен! — воскликнул мессир Никель, не почуявший, как и его приятель, никакого подвоха. — Дело это непростое, зато и добыча изрядная. Дал бы бог нам завладеть этим камешком, не согрешив. Аминь!» — «Да уж верно, вора скоро поймают, никуда ему не деться, — сказал другой клирик. — Видели же, как тот гонец написал на все заставы, а таких, как он, целый десяток, и все идут по следу».
В таких разговорах прошел весь день и половина следующего, трое спутников продолжали свой путь в Рим. Если же приятели заговаривали о другом, лжемарвилец тут же снова заводил речь о камне и о чудесах, которые он сулит своему хозяину.
Наконец они поравнялись с высокой живой изгородью и увидели, что с другой стороны кустарника — а он был весьма густой — идет человек невысокого роста, по всем приметам похожий на описание гонца, и идет он крадучись, не выходя на дорогу. Марвилец увидал его первым и показал товарищам. «Смотрите, господа, — сказал он, — он избегает дороги и как будто чего-то опасается. Уж не тот ли это, кого искал давешний верховой?» — «Провалиться мне на этом месте, так оно и есть», — сказал мессир Николь. «В самом деле, у него испуганный вид, — сказал его приятель. — Надо бы его порасспросить». — «Вот я и говорю!» Принялись они звать незнакомца, но он не откликнулся, а только припустил еще быстрее вперед, так что они еще больше уверились, что это и есть похититель бесценного камня. Тогда они бросились за ним вдогонку и скоро настигли. Лжемарвилец крикнул: «Эй, постой!» — и беглец, на вид бедняк в плохонькой одежонке, притворно трясясь от страха, повернулся к ним, снял шапку и, почтительно поклонившись, спросил, что им угодно. «Нам угодно поговорить с тобой, подойди ближе, — суровым голосом сказал марвилец. — Отвечай, да только не ври, откуда ты и куда идешь». — «Я бедный человек, сударь, иду из Рима искать удачи». — «А скажи-ка мне, — говорит марвилец, — у кого ты служил в Риме?» — «У одного кардинала, — отвечает бедняга. — «Лживый твой язык! — говорит тот. — Ведь я тебя отлично знаю. Говори правду и не пытайся лгать». — «Простите, монсеньор, не гневайтесь, — заныл беглец, — я действительно служил у папы, а теперь отпустите меня, бога ради, и я пойду своей дорогой». Каждый раз, ответив на вопрос, мошенник делал вид, будто порывается уйти, а лжемарвилец как будто удерживал его и продолжал расспрашивать.